Тугельбай Сыдыкбеков - Среди гор

— Заходи, милый! — слабо простонал он, будто больной. «Пришел все-таки по мою душу!» — с ненавистью подумал он о Султане.

— Да вот зашел к вам! — торопливо проговорил Султан, даже не присаживаясь, и потом какими-то неясными намеками сказал: — Сами знаете, зачем пришел я, нужда приперла. Когда дадите обещание? Ждать не могу, спешу очень!

Байбиче, опередив Карымшака, опасливо спросила:

— Может, он должен тебе что, Султан? Говори, не скрывай!

— Каке сам знает, — ухмыльнулся Султан. — Если хочет, сам скажет. Долг прошу не я, а один тут богоугодный человек.

Между тем байбиче хорошо знала, о чем идет речь. Карымшак еще вчера сказал ей об этом, но хитроумная байбиче отговорила его:

— Не теряй голову, хозяин дома. Куда ты уйдешь от народа, это никогда не приводит к добру! Пока Мендирман к нам благоволит, опасаться тебе нечего. Будешь в аиле в таком же почете, как и прежде. Ну его, Саадата, не связывайся с ним! Прикинься больным, ничего он тебе не сделает.

Байбиче, не подавая вида, что ей известно то, о чем идет речь, ответила вместо мужа:

— Долги никуда не убегут. Не унесет он их с собой на тот свет, не тревожьте вы его… Приболел он с ночи, простыл, видать! Кто бы ни был этот богоугодный человек, пусть обождет. Передай, что когда поправится, тогда и отдаст долги, а сейчас даже в седло сесть сил у него нет.

Карымшак притворно застонал и жалостно проговорил:

— Ты сам видишь, Султан, захворал я. Дышать тяжело, в груди давит. О боже милосердный! Ох, тяжко мне! Неужели не придется свидеться со старыми друзьями?.. Часто спорили мы с Касымом, а все же из всех эшимовцев я больше всего уважал его. Но что поделаешь… Что бог велит, тому и быть. Султаш, ты умный малый, я всегда любил тебя. Поручаю тебя самому аллаху! — Карымшак закашлял и обессиленно опустил голову.

Самтыр и Бюбюш уехали вчера в дальний аил. Сапарбай оставался на месте. Побывав на поле, он заметил прохладное отношение султановцев к работе, но не подал вида. Сапарбай чувствовал, что они задумали что-то неладное. Он незаметно предупредил Абдиша, чтобы тот присмотрелся к Султану и постарался выведать, что у них на уме, а сам поехал в аил. Надо быть начеку, предупредить комсомольцев из доброотряда. Как ни скрытно действовал Саадат, но Сапарбаю было уже кое-что известно, и, в частности, то, что басмачи могли напасть на аил в предстоящую ночь. Сапарбай посоветовался с Джакыпом и Осмоном. Они решили послать кого-нибудь за Бюбюш и Самтыром, чтобы те спешно вернулись. Сначала Сапарбай хотел написать им записку, но потом раздумал. За уехавшими он послал Матая:

— Езжай за ними побыстрей, пусть немедленно возвращаются — из района прибыла срочная бумага.

Едва ускакал Матай, как приехал Абдиш. Он был встревожен и озабочен:

— Так оно и есть, байке! Они на самом деле затевают что-то недоброе! Саадатовцы вроде бы где-то здесь поблизости. Курман, оказывается, не на базар уехал, а туда, к ним в горы. После того как вы уехали, султановцы почти не работали, перешептывались о чем-то. А Султан, так тот прямо зверем глядит на нас. Сделали они круга два, потом выпрягли лошадей и разъехались по домам. Кажется, сегодня ночью Саадат нападет на аил, как быть теперь, байке?

Сапарбай хотя и не показал вида, но тоже растерялся. Он послал человека в соседний аилсовет за Ларионом, который уехал туда накануне. Ларион прискакал в аил к заходу солнца. Вскоре после него приехали Бюбюш и Самтыр.

Полыхая необыкновенно ярким, огненно-красным пламенем, закатилось солнце. Во дворе, отведенном под заставу отряда, седлали коней, ударяясь, звякали стремена, удила. Отряд готовился к встрече с басмачами. Именно в такие моменты и проверяются люди. Тех «диких активистов», которые постоянно обступали Шарше, здесь и в помине не было. Да и сам Шарше прибыл сюда позднее всех. Он уже несколько раз собирался подойти к Сапарбаю и сказать: «Дорогой Сапаш, что, если я схоронюсь на время? Саадат меня хоть под землей разыщет, он ведь первым прирежет меня!», однако не посмел все-таки дойти до такой низости. Теперь ему ничего не оставалось, как слезть с коня и налаживать седло, подражая другим. По сравнению с Шарше куда храбрей и достойней вел себя обычно скромный, тихий Орузбай. Он был в брезентовом плаще, туго подпоясан и подобран. Уверенно, прочно сидел Орузбай в седле, зажимая ложе ружья под ногу. Разговаривал он, против обыкновения, оживленно, иногда задорно смеялся. Кажется, он был немного подвыпивши. Ободряя других, Орузбай говорил Сапарбаю: