Илья Константиновский - Первый арест. Возвращение в Бухарест

Я предложил Виктору отправиться со мной на поиски Анки. Он сначала не соглашался, потом спросил, нельзя ли нам взять с собой Банясу. Конечно, можно, сказал я. Пусть девочка присутствует при моей встрече с прошлым. Кто может отделить его от настоящего и будущего? Сама Баняса была для меня и тем и другим. На ее лице все время играла улыбка. Я чувствовал, что в ее присутствии легче будет терять иллюзии. Она сама была новой, прекрасной иллюзией без единой фальшивой черты.

И вот наш «додж» снова помчался по бухарестским улицам. На переднем сиденье, там, где сидел майор, теперь сидел я, а между мною и водителем — Баняса. Девочка восхищенно следила за работой крупных, загрубелых рук водителя — она понимала, какие у него умные, сильные и добрые руки. Сержант тоже искоса поглядывал на девочку. Когда их взгляды встречались, у обоих делалось одинаковое выражение лица — можно было подумать, что они старые друзья, что у них даже есть общие тайны. Я смотрел на них, а в мыслях у меня была тишина, спокойствие, сосредоточенное, холодное спокойствие, какое бывает у человека, решившего ничему больше не удивляться. Хватило его ненадолго.

Проезжая мимо Липскань, я вспомнил комнату, где мы скрывались с Раду от ареста. Я не собирался подниматься на восьмой этаж, вряд ли там проживают старые жильцы, да, собственно, зачем мне их разыскивать? Мне очень хотелось взглянуть на дом. Машина остановилась у высокой чугунной решетки Национального банка. Виктор с девочкой остались в «додже», а я отправился взглянуть на памятный мне дом. В подъезде, который ничуть не изменился, валялись какие-то разбитые ящики, на грязно-бурых стенах висели рекламные плакаты, размокшие и слипшиеся от недавнего дождя, а в дверях галантерейного магазина с черно-золотой вывеской останавливались прохожие и с любопытством заглядывали внутрь — там какой-то человек кричал, и его выталкивали из магазина. Когда я подошел ближе, скандалиста уже вывели. Он оказался пожилым человеком с пергаментным лицом и большим носом. «Мы еще посмотрим! — кричал он, оборачиваясь и угрожая тому, кто его вытолкал. — Мы еще увидим! Мы еще поговорим!» Тот, кому он угрожал, стоял в дверях без пиджака, с розовыми резинками на рукавах, и ухмылялся. Я узнал его сразу по бульдожьему лицу с квадратной челюстью. Диоклециан Попеску, мой сосед по восьмому этажу, который при встрече с нами таинственно шипел: «Да здравствует Железная гвардия и Капитан. Тсс!» И умолял вставить его хозяина — галантерейщика Шварца — в «черный список». Пергаментная личность, которая скандалит теперь перед магазином, видимо, и есть Шварц — галантерейщик. Что здесь произошло?

— Вы его видите? — спросил Шварц зевак, собравшихся на тротуаре. — Шесть лет я держал его в своем магазине. За это время можно было бы научиться играть на скрипке, а он еле-еле освоил половую щетку. Но если бы он был только тупицей и лентяем — еще куда ни шло, а он оказался бандитом. Посмотрите на него хорошенько. По сравнению с ним любой вор, громила, налетчик — честный труженик, потому что ему приходится трудиться в поте лица: взламывать двери, пилить замки, открывать сейфы. А за этого трудились другие — его несчастные родители, его крестный отец и поп, который окрестил его Диоклецианом. Его полное имя — Диоклециан Попеску. А меня, между прочим, зовут Хаим Шварц. Теперь вы улавливаете, в чем тут дело? Когда на мою голову свалились Хория Сима, Антонеску и прочие неприятности, этот тип пришел ко мне и говорит: «Ну хорошо, я не гожусь для торговли галантереей, но имя мое годится? У меня ведь чисто румынское, даже латинское имя — перепишите магазин на мое имя, я с вас много не возьму, зато вы сможете торговать спокойно». Он был прав, и мы составили фиктивную купчую, что я продал ему магазин за восемьсот тысяч. Никаких восьмисот тысяч я не видал — у него и восьми лей не было за душой, — но мы подписали купчую, выпили пива, за мой счет, конечно, и разошлись по домам. А на другое утро, когда я пришел в магазин, он встает и спрашивает: «Что вам угодно, господин?» — «Как так — что мне угодно?» — «Вам угодно что-нибудь купить? Если нет — прошу освободить помещение». — «Как так — освободить помещение? Это же мой магазин». — «Магазин теперь мой. Вы мне его продали. Вот купчая. Если вы немедленно не освободите помещение, я позову полицию». Вот и вся история. Видели вы такого разбойника? Говорю вам, что по сравнению с ним аферисты, которые сидят в тюрьмах, — мелочь. Грос-Кажеро — невинный младенец, Попеску-Канталуп — агнец, Гаетан — ангел с белыми крылышками… Но время разбоя кончилось. Мы еще увидим. Мы еще поговорим!