Алексей Кулаковский - Тропы хоженые и нехоженые. Растет мята под окном

— А кто прятал, кто? — вдруг заинтересовалась Бычиха. — У нас она не была.

— Знаем кто! Крутомысы!

— Так вот… это самое… — стал Богдан говорить дальше, — если ты хоть еще немного человек и мой сын, то пойди и скажи там кому следует, что не еврейка она. А что смуглая, так это… Пойди и скажи!

— Сам пойди! — зло огрызнулся Пантя. — Пойди, если жить надоело. Скажи заодно и как же портреты Гитлера: мне облегчение сделаешь.

— Значит, ты не пойдешь? — уже, видно, теряя последнюю каплю надежды, спросил Богдан. — Не поможешь невинному человеку? Ну, тогда шагай… Беги, это самое… доноси на своего родного отца! — Богдан отступил в сторону и обеими руками показал сыну на дверь. Тот еще постоял с минуту, позыркал глазами из-под большого козырька сперва на отца, потом на мать и твердым шагом, похожим даже немного на строевой, вышел из хаты, громко стукнув дверью.

Бычиха нервно вздрогнула от этого стука, испуганно повернула голову к двери и вдруг, будто сорвавшись с места, кинулась к окну. Уткнула неряшливую голову в стекло и простояла, согнувшись, несколько минут. Богдан в это время задумчиво и рассудительно, очевидно решая мысленно, что дальше делать, как жить, прохаживался по хате и упрямо молчал. Его не потянуло к окну, чтоб посмотреть, в какую сторону пошел сын, не хотелось обращаться и к Бычихе, слышать ее голос.

Однако Бычиха вскоре обратилась к нему сама, видимо, какая-то тревога начинала беспокоить даже и ее.

— Может, ты сошел бы куда, хоть на эту ночь?.. Бог его ведает, что он намерен делать из-за этих гитлеров?..

— Если намерен, то пускай и делает, — глухо и нехотя отозвался Богдан. — Куда я пойду?

— Ну хоть к Левону в хату… Переночуй там, а я скажу, если спросят… Скажу, что уехал куда-то и еще не вернулся… Ты же мне не очень признаешься, куда ездишь или ходишь.

— Никуда я не пойду! — отмахнулся Богдан. — Если он… это самое… решил поднять руку на отца, то подымет! Не сегодня, так завтра. А если я вырастил такого сына, что может родного отца закопать, то и мне такая жизнь не в радость.

До самого вечера старик никуда не пошел. Мучило, сверлило душу острое чувство, надо как-то помочь Ганне! Может, даже пойти в Старобин или в Слуцк, кому-то сказать, кому-то доказать чистую правду… Он же знает эту женщину с малых лет… Хотелось также увидеть Левона, посоветоваться обо всем. Но теперешний уход из хаты представлялся Богдану проявлением боязни перед сыном, перед новыми властями.

К вечеру Пантя приплелся домой, как всегда, пьяный и, едва успев кое-как раздеться, свалился на кровать. Карабин положил рядом с собой. Наутро проснулся поздно; в хате была только Бычиха. Повернулся в постели, закряхтел по-стариковски, потом нащупал под одеялом карабин и поставил его возле кровати.

— Ломота всю ночь дьявольская, — пожаловался матери, ощупывая рукой шею. — Говорят, что я уже и голову ношу набок. Правда?

— Не слушай их! — стала успокаивать Бычиха. — Это злые языки плетут. От зависти… — Сама же затаенно вздохнула, отвела глаза, наверно, чтобы скрыть, что говорит неправду.

— Ни Левон, ни его муравьи, — продолжал жаловаться Пантя, — ничто не помогает. Ноет и ноет затылок, ломается что-то там и крушится. Только и свету тогда, как хорошо выпью.

— А Левон говорил, что тебе, сынок, нельзя пить.

— А, что он знает, шептун этот? Слушай, у тебя там не осталось ничего от вчерашнего первака?

— Так встал бы, — угодливо предложила Бычиха. — Умойся да за стол сядь.

— Нет, нет! — Пантя задвигал пальцем. Теперь он часто повторял этот жест, так как подавать знаки головой уже не мог. — Есть не хочу, а в горле огнем жжет, во всем нутре сохнет и горит. Дай мне кружку сюда!

Выпив, парень повеселел, стал даже посмеиваться, быстро размахивать руками. И все донимал, подковыривал разными вопросами и требованиями мать.

— А у Романа крепче первак, чем у тебя. Ты это знаешь?

— Не знаю, не угощал он меня, — беззлобно ответила Бычиха. — Но пьют люди и мой. У Романа аппарат лучше, а ты мне все только обещаешь принести.

— Принесу! — снисходительно сказал Пантя. — Вот только надо у кого-то подглядеть. Роман просил дрожжей… Дашь немного?

— Не дам! — резко ответила Бычиха. — Скажи, когда будешь там, чтоб и не просил! Сам пускай достает!

— В Слуцке уже нет, завод этот кто-то сжег, — там немцы засели. А правда, что Бранчицкий совхоз сгорел? Слышала?

— Говорят, правда, — безразлично подтвердила Бычиха. — Так это уже не совхоз, а имение, какие-то паны замежные туда приезжали.