Алексей Кулаковский - Тропы хоженые и нехоженые. Растет мята под окном

Поравнявшись с поворотом на голубовский мостик, Высоцкий невольно остановился, постоял с минуту, а потом снова почти бесцельно двинулся по этой дорожке. Если и было подсознательное стремление, так это еще раз пройтись по мостику и вблизи посмотреть на луг, уже начинавший желтеть в засушливую пору.

…На мостике ничего не изменилось: те же длинные доски, две из них шатаются, когда ступишь на них. Казалось, вот-вот послышится быстрый и легкий стук каблучков.

Шел по досточкам осторожно, будто нащупывая, куда ступить, будто умышленно задерживался, чтоб лучше представить и сильнее ощутить минувшее.

Вечерело. В садике крайней хаты усаживались на низкорослую яблоню куры. Из хлева напротив вышла старуха с хворостиной, согнала их оттуда, чтоб не портили деревца. А они подняли гвалт на всю Голубовку. Далеко уже был Высоцкий, а все еще слышал этот куриный переполох.

…Показался тополь, почти лежащий поперек улицы. Крона его раздалась и еще больше вытянулась в небо. Около забора под тополем должна быть скамеечка, где когда-то сидела Ева.

…Снова мостик, снова памятные Евины шаги, но уже не такие быстрые и легкие.

И направился в Арабинку лугом, тем самым путем, каким шел когда-то с Евой…

— Молотки, молотки!.. Давай таскай!..

Выкрики доносились из открытой двери комитета комсомола, а напротив, в приемной Жемчужного, сидели девушки и смеялись.

— Что он там кричит? — удивлялась секретарша Высоцкого, зашедшая к своей подруге. — Чушь какая-то!

— А кто это? Генка?

— Нет, не его голос. Видно, Валера дает кому-то директивы по телефону.

— Иди закрой дверь!..

В приемной стало совсем тихо, будто людей тут не было, а в кабинете если и разговаривали, то оттуда не доходило ни звука. Все наиболее значительные кабинеты в тресте были отгорожены от приемной дубовыми дверями со специальными пристройками, похожими на шкаф.

Если б кто-то сильно крикнул в кабинете или стукнул кулаком по столу, то не помогла б и пристройка. Но в кабинете Жемчужного никогда не кричали, не допускалось и повышенного тона. Сам Вячеслав Юлианович всегда разговаривал с людьми тихо и степенно, никого особенно не упрекал, не разносил. Иной раз даже и регламента никакого не устанавливал: говорил с одним человеком, а остальные могли сидеть тут же в кабинете за длинным столом и слушать или тихонько разговаривать между собой. Если кто хотел, мог подойти и поближе. С людьми Вячеслав Юлианович держался вежливо, никогда не грубил, и его не очень раздражали настойчивые посетители. Если иной раз и спешил куда-нибудь, то сообщал об этом, чтобы никому не было обидно.

Когда же в его кабинете не оказывалось посетителей, Жемчужный начинал скучать. В такие минуты он запевал какую-нибудь песню. Секретарша незаметно приоткрывала дубовые двери и слушала. И так обидно ей было, если в это время кто-нибудь заходил в приемную.

Сегодня с самого утра в кабинет вошли сразу несколько человек. Среди них секретарша узнала только председателя стройкома Запрягаева и редактора многотиражки Пласковича. Остальных никого не знала, но никого не задерживала, не устанавливала никакой очереди. Так тут бывает всегда. Только когда идет заседание бюро, некоторым приходится ждать в приемной. Это, между прочим, самые трудные дни для секретарши, так как рядом сидят преимущественно те, кто ждет выговора или строгого предупреждения. Они молчат и подолгу курят.

Забежал в приемную секретарь комсомольского комитета треста Геннадий Щебетун. Весело поздоровался с девушками и показал глазами на дверь кабинета:

— У себя?

— Да, — ответила секретарша.

Геннадий открыл переднюю и постучал в следующую дверь.

— Заходите! — послышался чей-то голос.

В кабинете почти никто не обратил внимания на его приход, только Вячеслав Юлианович дружески кивнул головой.

— У вас заседание? — тоном своего человека спросил Геннадий.

— Да нет, — ответил Жемчужный, окинув всех взглядом. — Так… по разным делам… А у тебя что?

Парень приблизился к столу и протянул бумаги Жемчужному:

— Согласовать хотел… Только что от машинистки.

— О чем тут? — спросил Жемчужный, взяв в руки бумагу.

— О мерах по развертыванию культмассовой работы среди молодежи.

— А еще о чем?

— Еще — о мерах по воспитанию ударников коммунистического труда.

— Тоже в обком комсомола?

— В обком.

— Может, и третья есть?

— Да не-ет, — растерянно проговорил Геннадий.