Алексей Кулаковский - Тропы хоженые и нехоженые. Растет мята под окном

— Это уже продумано, — спокойно заявил Высоцкий. — Из цеха она легко выберется, а на объект повезем на низких спаренных санках. На них когда-то наши отцы длинные бревна возили.

— У нас почему-то их звали «сучками», — вспомнил Жемчужный и засмеялся.

— У нас тоже, — подтвердил Высоцкий. — Очевидно, потому, что они всегда привязывались сзади, к шипам больших саней, и виляли по дороге, когда конь бежал налегке. А вообще-то старые люди знали, что делали. Положи длинное бревно на такие же длинные сани — никакой конь не потянет. Так же и трактор…

Жемчужный снова на время задумался или загляделся на детей, а потом всей своей мощной фигурой повернулся к Леониду Александровичу:

— Скажи мне, пожалуйста, откуда и как у тебя возникла идея арочных сооружений? Ты где-нибудь вычитал об этом или видел, слышал?

Высоцкий ждал подобных вопросов от своих коллег, потому заранее подготовился на них ответить. Но не специалисту, к тому же еще близкому человеку, решил сообщить и кое-что из практики.

— Что соль мирится только с деревом, — начал он с мягкой, дружеской улыбкой, — об этом знали еще наши далекие предки. Что в складах для сильвинита должно быть просторно — об этом знают теперь все: там разместится сложная конвейерная техника. Остальное пришлось соображать самому, кое-какой опыт имеется…

«Какой?» — чуть было не спросил Жемчужный, но, видимо, сразу догадался, опустил гладко причесанную голову.

— В местах «столь отдаленных», — продолжал Высоцкий, — мне часто приходилось иметь дело с разными деревянными конструкциями. В одной группе со мной был минский архитектор. Леса у нас хватало, а вот других материалов достать было трудно. Мы мастерили из досок такие строительные конструкции, что они могли заменить металлические, цементные и даже железобетонные. Делали и арки, только, конечно, не такие, как тут. Там спецклея не было, да и не нужны были такие огромные помещения со свободным, ничем не перегороженным пространством посередине.

— А что… — намеревался еще о чем-то спросить Вячеслав Юлианович, но лишь посмотрел на Высоцкого печально и будто растерянно.

— Ты о нем?

Жемчужный кивнул головой.

— Он остался там навечно. Нас послали в каменоломню… Произошел обвал… Меня вытащили живым, а он…

— Аленка, Аленка, — как-то чересчур громко начал звать Жемчужный. — Иди сюда, что-то скажу!

Девочка остановилась возле бассейна, посмотрела на дядей, однако не очень доверчиво.

— Иди сюда! — помахал Жемчужный обеими руками. — Иди.

Остановились и смотрели в их сторону уже все дети, а Аленка несмело подошла к скамейке.

— Ну здравствуй! — сказал Жемчужный и выставил широкую загорелую ладонь.

Девочка сначала обтерла свою руку о платье, а потом молча протянула Жемчужному.

— Давай познакомимся, — предложил Вячеслав Юлианович. — Фамилия твоя как?

Девочка молчала, и в ее круглых голубых глазах было столько искренней растерянности, что Жемчужный с трудом выдержал такой взгляд.

— А как зовут твоего папку, знаешь?

Девочка снова ничего не сказала, глаза ее затуманились, ресницы начали моргать часто и задрожали.

— Возьми мяту, — сказал Высоцкий. — Понюхай, как хорошо пахнет! Она растет там, возле фонтана. Иди нарви себе букетик!

Аленка побежала, а Жемчужный в первую минуту не находил слов.

— Вот и познакомились… — попробовал пошутить Высоцкий, но Вячеслав Юлианович все еще молчал. Он с интересом, но задумчиво наблюдал, как Аленка побежала к своим подружкам, всем дала понюхать мяту, а потом они начали рвать себе букетики.

— У нее, скорее всего, нет отца, — проговорил наконец Жемчужный. — Ты почувствовал это?

— Так видно ж было по глазам… И вообще…

— Да… Действительно, глаза… А могла ж и соврать?.. Правда?..

— Нет, она не могла соврать.

— Назвала б фамилию или какое-нибудь имя отца… Ну просто чтоб отвязаться…

— Не такая девочка.

— А подрастет — будет врать? Как ты думаешь?..

Жемчужный засмеялся, но не так, как всегда, весело и задорно, а сдержанно и с какой-то болью.

Высоцкий возвращался домой перед закатом солнца. Ощущение одиночества почему-то не оставляло его, хоть и пробыл целый час с близким человеком, и разговор был дружеский, интересный, душевный. Чего-то все же не хватало, и это «чего-то» было настолько сильным и прочным, что нельзя было заглушить ни работой, ни самыми теплыми встречами и разговорами с друзьями. С кем ни встречался, с кем ни разговаривал, все равно оставался осадок какого-то неудовлетворения и тоски. Почти каждый раз после таких встреч вспоминались прежние встречи, даже случайные… От них потом и во сне хотелось петь…