Сергей Сартаков - Ледяной клад. Журавли улетают на юг

— Ай!..

Варя оглянулась.

Третий вал обрушился на плот. Луша с Полей не смогли отскочить и так, припав к бревнам плашмя, приняли удар. Шипя, вода разлилась над головами девушек и скрыла их на мгновение совсем.

Варя кричала отчаянно:

— Саша!..

И как-то странно осела.

— Варенька!..

Александр, преодолев напор урагана, подскочил и схватил ее за плечи. Плот приподнялся, и Александр увидел на том месте, откуда он только что оттащил Варю, черное окно воды.

Зашевелились и остальные пучки.

— Трос поперек!

Мелькнула с багром Агаша.

Луша и Поля, мокрые до последней нитки, торопливо заделывали концы троса по краям челена. Александр с Варей прихватывали к тросу пучки тонкой снастью.

Валы бесконечной чередой катились по реке. Дойдя до плота, разламывались на угловатые зеленые волны и толпились, набегая одна на другую. Дождь всех хлестал, такой же крупный, косой и холодный.

Над самой головкой плота из серой мути дождя вынырнул остов парохода.

— Врежется, дьявол слепой! — в испуге замахал руками Евсей Маркелыч.

— «Сплавщик»! — вне себя крикнула Ксения.

— Подь ты!..

«Сплавщик» гудел радостно, победно, перекрывая гул урагана, словно хотел сказать: «Вот и догнал я вас все-таки!»

Держась за поручни капитанского мостика, не замечая бьющего в грудь дождя и ветра, Ванюшка Доронин кричал в рупор:

— Эй, на плоту! Буксир приготовить! Делаю оборот, захожу снова…

Пароход бортом почти касался плота. На палубу выскочили матросы. Среди них появился Иван Антонович, парторг леспромхоза.

— Ваня! Ваня! Я здесь! — кричала Доронину Ксения.

Он ее не видел.

— Не надо! Не надо! Не разбей пароход! — Евсей Маркелыч показывал на узкую щель между плотом и пароходом. — Пережди первый вал…

В шуме волн и ветра ничего не было слышно.

— Беру с кормы. Готовьте буксир, — отчетливо повторял в рупор Доронин. — Людей в корму, людей в корму…

На какую-то долю секунды пароход бортом коснулся плота, и в то же мгновение на плоту оказалось человек восемь матросов. Вслед за ними на бревна, как лягушонок, шлепнулась Фима.

— Даю оборот, даю оборот! — повторял Доронин. — Людей в корму, людей в корму…

«Сплавщик» загудел опять, торжественно и протяжно, и рывком отделился от плота. Завеса дождя сразу скрыла его из виду.

— Ты это как? — спросил Евсей Маркелыч, удивленно оглядывая неведомо откуда появившуюся Фиму.

Он не заметил, как та с парохода соскочила на плот. Нога у Фимы еще была забинтована.

— Откуда ты?

— Торопились догнать вас. А ночью в тумане в глухую протоку вскочили и на мель присели — такое несчастье! — торопливо говорила Фима, забывая сказать о себе и все объясняя, почему задержался «Сплавщик». — Целую неделю снимались. Иван Антонович от горя почернел. Ванюшка Доронин и спать не ложился. Все сваями, сваями выталкивались, а вода убывает. И за островом никто нас не видит. Я вся извелась, прямо сгорела…

Евсей Маркелыч не слушал ее. Жестами объяснял матросам, что делать. Потом все они, наклонясь головой вперед, чтобы пробить стену дождя и ветра, побежали на корму. Фима, прихрамывая, спешила за ними. Отстала далеко, а все говорила, словно ее кто мог слышать:

— Извелась я, ну прямо извелась вся…

У кормы волны громоздились выше и острее. Ветром сбивало крайние челенья, и теперь плот все больше выгибался дугой, становясь боком к волнам. Все чаще отделялись одиночные бревна, выбитые штормом из пучков. На втором от конца челене стоять было опасно: там все ходило ходуном — лопнула проволока сразу на нескольких пучках, и не скрепленные теперь меж собою бревна подскакивали при каждом ударе ветра. Иногда волны, словно сговорившись, полукружием одновременно вставали вокруг, и тогда плот падал как в яму. А в следующий миг шумящие гребни смыкались вершинами и забрасывали людей клочьями пены.

Дождь теперь не свергался сплошной стеной, как вначале. Ветер ее изрыл, проделал в ней ходы, разбил, как клиньями, на части, обратив в блуждающие над рекой водяные смерчи.

Когда такой столб проходил над плотом, казалось, что под его поступью гнутся толстые бревна. Люди падали ничком. Но только столб сползал с плота, они опять вскакивали и брались за багры.

Вдали, как тень, стал виден Верещагинский мыс.

Евсей Маркелыч с матросами добрался в корму как раз к тому времени, когда, сделав где-то вдали оборот, «Сплавщик» вновь приближался к плоту.

— Ох, рисковый парень! — шептал лоцман. — Вот рисковый! Другой бы удрал под берег и стоял там…