Леонид Леонов - Вор [издание 1936г.]

— Ты ко мне шел? — спросила она, и огорченные ее глаза звали из этой потрепанной, невзрачной оболочки прежнего Митю, но тот не слышал. К ее лицу не шло состраданье; в рисунке ее стремительных бровей и тонких повелевающих губ негде было уместиться штриху даже любовной жалости.

Митька не любил, когда его застигали врасплох.

— Нет, я Доньку по делу искал, — сказал он сурово. Холодный осенний вечер, когда и вдалеке не мерещится задушевная солнечная желтинка, стоял в его враждебном взоре.

Он угадал, что она жалеет его за грязные небритые щеки, за парусиновый пиджак с чужого плеча. (Митькин предшественник у Зинки был шире грудью и выше ростом.) Никогда не была ему столь ненавистна та самая Маша Доломанова, в которой он так нуждался теперь. Грустная улыбка ее чуть подкрашенных губ довершила дело: без сожаления он ушел от нее в ту минуту, когда она собралась сказать ему нечто очень простое и значительное.

Излом с кабуром, прием давний, как человек на земле, означает на блатной музыке ограбление, сопряженное с проломом стены из соседнего, специально снятого на тот случай помещения. Если дело выгодно, кроты зарываются в землю и со рвением сверлят к заветному сокровищу ход, достаточный для человека и его добычи. Срок такого предприятия простирается от трех дней до полутора недель, в зависимости от работоспособности участников и от проницаемости преград. При наличии хоть искорки подлинного вдохновения опасная эта затея приобретает веселый блеск спортивной игры, а всякое лишнее препятствие умножает удовольствие успеха.

В заключительной главе своей второй части Фирсов приводил много лишних подробностей, имевших целью отвлечь читателя в сторону: правду же приберегал на самый конец. Выходило, например, будто в деле принял участие «знаменитый киевский шнифер» Алеша: явная несусветица. Алеша был просто халамидник, то есть не брезговал ничем и годен был лишь стоять у хороших людей на маяке. У Фирсова оказывалось, что в первый же день работы Алеша нагарнирился до совершенного непотребства и был собственноручно наказан Щекутиным, не терпевшим распутства в рабочее время. После этого Алеша якобы исчез, а через два дня и последовал этот неблистательный провал.

Вывод становился ясен, но тут-то и начинались coчинительские махинации с отводом в сторону читательского внимания. (— Тут и пошли в дело подмоченные чернилами червонцы и прочая ерунда. —) Впрочем, Фирсов знал истинные причины провала, имевшего место при ограблении ювелирного магазина Ефима Пирмана; он даже предвидел его. — Случившиеся два, один за другим, праздника облегчили работу кротов, вслед за которыми в действие вступили кассисты. На противоположном углу тарбанил Санька Велосипед, и его бдительная фигура, маячившая в окне, успокаивала работавших в магазине. Время протекало весело, с прибауточками, ибо знали, что Пир-ману жаловаться не след, а след примириться: вторично стричь того же барана посовестится и отпетый злодей, а инициатива у Пирмана широкая, а мир велик и глуп.

Приступали к несгораемому сооружению в углу, когда к Митьке подскочил курчавый Донька. Обостренная бледность его вещала о крайней опасности, но в глазах у него Митька прочел явное злорадство.

— Санька-то… сбежал? — шепнул он, кивая на окно, где уже не маячил никто. Вдруг он подскочил к Щекутину и ударил его по руке, державшей тройноножку. — Хай!! — крикнул он с остановившимся лицом в ответ на щуркий и недобрый взгляд Щекутина.

Тут все увидели: у окна, не скрываясь, прошел небольшой коренастый человек, знаменитый своей ловкостью и неустрашимостью. Самое его появление не предвещало ворам добра. Одновременно с этим кто-то, чьего лица не было видно за козырьком кепки, уже открывал дверь. Все происходило молча, как в пантомиме. Щекутин, который всегда отстреливался, неторопливо копался в кармане, не сводя глаз со стеклянной двери, откуда ползли предупредительные шорохи.

Оглянувшись, Митька увидел в развороченной стене исчезающие ноги Доньки. В следующую минуту Митька сам лез туда же — ногами, чтоб не удариться головою о донькины сапоги. Его рука еще оставалась снаружи, когда Щекутин выстрелил и ему неоднократно ответили. Колючая садная боль коснулась большого пальца на левой митькиной руке, и он отдернул раненую руку, окончательно втягиваясь в спасительный мрак лазейки. Он опрокинул на выход стопку заранее приготовленных кирпичей и выбежал на задний двор, на бегу обматывая платком оцарапанный пулей палец: платок тотчас окрасился. Вооруженный человек во дворе заставил его поднять руки, и кровь на платке выдала Митьку. Но он сверху ударил облавщика по руке и, сделав несколько головоломных маневров, бежал. — Милицейских постов в переулке не было.