Сергей Юрьенен - Союз сердец

– Там у меня штаб был в детстве. Тогда там пулемет стоял.

– Что, настоящий?

– Ну – на ножках. Станковый?

– А зачем?

– На случай волнений.

– Интересное у тебя было детство.

– Только одинокое.

Я поднялся за ней на крыльцо и вошел. В жизни не был в городском особняке. Тем более в жилом. Сразу напомнило музей. И объем заключенного воздуха, и ковры под ногами, и запах больших картин, мимо которых я шел. Открылась дверь в комнату, где в свете уличных фонарей поблескивал океанами огромный глобус.

– Снимай пальто и будь, как дома!

Я передвинул гантелю, сел на диван, положил руку на кожу валика. По столику она подогнала мне хрустальную пепельницу. Я вынул свою пачку. По запаху она узнала: – Американские? Сейчас налью тебе… Чего ты хочешь?

– Джин у тебя есть?

– Конечно. Какой тебе?

– Нет, джин не надо…

– Бёрбон?

– А что это?

– Вискарь, только штатский.

– Кукурузный?

– Необязательно. Хочешь «Джек Даниэл»? Говорят, в ЦРУ его любят.

– О' кей…

Она раздвинула глобус. Географический с виду, он оказался набитым бутылками. Земной шар, полный алкоголя! Рассказать, не поверят. Передо мной в темноте вырастали бутылки.

– Со льдом или стрейт?

Стрейт было бы элегантней, в этом я отдавал себе отчет. Но почему-то хотелось мне со льдом. Я поднялся за ней, под дых уперся указательный пальчик.- Сейчас принесу. Сиди.

Встал тем не менее. Сел обратно, снял ботинки. Ноги в носках утопали в ковре. Огладив на глобусе/баре Антарктику, подошел к окну. Сквозь занавес ртутным светом отливали решетка ограды, ветки голых лип. По ту сторону улицы чернели окна иняза. Не врет.

Слева от окна была кровать. Половина двуспальной, выглядела она неприкаянно. Над изголовьем в раме сияло нечто неразличимое. Картина? Я вгляделся – стало не по себе. Угол перетянут поминальным крепом. Портрет кого-то, кто недавно умер. Чтут, значит, память. Что же. Слуги народа тоже ведь люди…

Поднос позвякивал. Поставила на столик, шлепнулась рядом, взяла сигарету из моей пачки.- Можешь придвинуть? – От сопротивления ковра я привстал. Она положила мне руку на бицепс.

– Можешь снять свой пиджак… Сделай мне коньяку.

Сделал, но предпочел оставаться в пиджаке. Налил себе виски и запустил руку в ведерко со льдом.

– Лед надо сначала.

– Думаешь?

– Знаю. On the rocks! 1

( На ледышки! (англ.). )

– Один черт…- Глотнул, поперхнулся. Откашлялся. После третьего глотка оттянул узел, расстегнул воротник. Она грела в ладонях свой шар коньяка.

– Музыка есть?

Перегнулась за диван, щелкнула клавишей магнитофона, который сразу согрел атмосферу ангельскими голосами: Can't bye me love,

no, no, no… 2

( Не могу купить себе любовь, нет, не могу (англ.). )

Я обнял ее левой. Сразу же она поддернула юбку и положила мне на колено ножку. Когда только успела снять чулки?

– Ты это… Help yourself.

Помог себе я щедро – впрок. Выпил и чмокнул ее в коленку. Сразу же завелась. Коленями на диван, запрокинула мне голову и целоваться. Делала это она, как большая, но с каким-то отчаянием. Оторвавшись, протянул руку к бёрбону. Xуйнул полстакана, прямо с ледышкой. Стараясь сделать это культурно, отрыгнул в полость рта, перебулькнул обратно в стакан.- А где твои предки?

– На службе.

– Оба?

– Мать умерла.

– О! Прости…- Подумал и допил. Дождался, когда она выпьет сво и коньяк, вздохнул и налил нам обоим. Битлы пели: Help! I need somebody, help!

Not just anybody, help! 3

( Помоги! Мне нужен кто-то, помоги! Но не просто кто-нибудь, помоги! (англ.). )

– Кто-нибудь есть? Братья-сестры?

– Никого. У других хоть двор был свой. Компания…

Язык у нее развязался на тему об одиночестве. Гипофизной царевны-лягушки в заколдованном замке. Как хотелось отсюда наружу. К ребятам, которым родители с ней запрещали. Но она их сумела взять – ребят. «Вот этим!» – по-свойски похлопала меня по гантели, которую затем вытащила из-под ремня и осторожно положила на стекло. В этом районе – Круглой площади – все чердаки, все под валы и бомбоубежища знает, сказала она, как свои пять. Я засмеялся. Снова выпили и закурили. Ребята тем временем стали расти…

– Акселлерация,- поддакнул я.

– Гуляют с соразмерными. Но не забывают. Даже от жен прибегают иногда. Не веришь? От здоровенных своих кобыл.

– Верю: почему не верю…

– И знаешь, почему?

Ткнула сигарету в пепельницу, стала расстегивать мне ремень. Освобождая оперативное, развел свои руки – сигарета в одной, бёрбон в другой. Она морщилась от дыма и усилий по извлечению. Хотя стало всеочевидно, от смущения я констатировал вслух: