Лев Давыдычев - Трудная любовь

— Я остаюсь при особом мнении.

Взвыла пурга. Валентин испытывал приятное чувство от того, что колючий ветер слепит глаза, обжигает лицо, заставляет повернуться к нему спиной. Его охватила усталость, как после драки. Сознание было возбуждено, словно он решил трудную задачу, сверил ответ по учебнику — правильно.

Он не чувствовал ветра. Лицо одеревенело, больно было шевельнуть мускулами. Он направился в редакцию.

Копытов встретил его обрадованно, крепко пожал руку, предложил папиросу, спросил:

— Ну, как делишки? Я уж хотел к тебе рассыльную послать, узнать. Может, заболел или еще что. Самочувствие-то нормальное, надеюсь?

Тяжесть отлегла от сердца, Валентин весело кивнул.

— Ну и хорошо, ну и молодцом, всегда бы так, — продолжал Копытов, но уже озабоченным тоном, — в нашем деле выдержка, понимаешь ли, нужна. Без нее нельзя. Меня вчера в обкоме пропесочили, будь здоров. И ничего, спасибо за критику сказал. Ты работенку-то ищешь?

— Работу? — недоуменно переспросил Валентин. — Зачем?

— Не святым духом питается человек. Зарплатой.

— А я решил, что вы… — растерянно пробормотал Валентин. — Зачем же вы со мной так разговаривали?

— А что? — в свою очередь удивился Копытов: — По-человечески. Я, может, ночь не спал, соображал, как тебе помочь. Я, когда тебя увольнял, не о кресле думал, не о себе и не о тебе, а о нашем общем деле — о газете. За нее я ответственность держу. Ответственность! За нее мне, так сказать, деньги платят.

— За ответственность или за работу? — вырвалось у Валентина.

Копытов с сожалением посмотрел на него и предложил великодушно:

— Пиши заявление. Уходи по собственному желанию.

— Увольняйте, дело ваше, — с отчаянием проговорил Валентин. — А по собственному желанию я не уйду. Никакого желания не испытываю.

— Получай расчет, — Копытов с сердцем отшвырнул от себя пачку бумаг.

Уволен… Не укладывалось в голове, не верилось. Это было настолько нелепо, что трудно было сосредоточиться, заставить себя думать, решить, что же делать.

— Где пропадал? — сердито спросила Лариса, разыскавшая его в коридоре. — Я уже хотела бежать к тебе домой.

— Неважно, где я пропадал. Важно, где я теперь буду, — жалобно ответил Валентин, которому вдруг подумалось, что бороться с Копытовым бесполезно.

— Мы были вчера в обкоме комсомола у товарища Тополькова, — иронически проговорила Лариса. — В университете вместе учились. Он исторический факультет окончил. Раньше при встречах хоть о здоровье спрашивал, теперь кивает. Пытались с ним по душам потолковать… Нет, надо писать в цека! Ты знаешь, я изнервничалась. Дальше некуда. Сдерживаюсь из последних сил. Еще немного и кричать начну. — Лариса тряхнула головой и горько улыбнулась. — Надоело.

— Ничего, — зло ответил Валентин и с мальчишеским задором добавил: — Помяни мое слово, не кто-нибудь, а мы радоваться будем.

— Будем, — вздохнула Лариса, — когда-нибудь… Я ведь и работаю, и маме вида не подаю, и не плачу, даже спать себя заставляю. А вдруг не сдержусь?.. Мамаша олегова меня изводит, звонит чуть не каждый день. Мерзости разные говорит, деньги предлагает. И Олег… молчит.

Валентин проводил Ларису до кабинета, словно по дороге ее мог обидеть кто-нибудь.

— Ты чего на меня уставился? — спросил Копытов.

— Из любопытства, — насмешливо ответил Полуяров. — Что делать будем?

— Работать. Долг свой выполнять. В мелочах не возиться,

Полуяров, будто соглашаясь, кивнул и заговорил, нарочито небрежным тоном:

— Есть, Сергей Иванович, один закон природы — переход количества в качество. Из мелочей со временем крупные вещи складываются. Даже мировые события. Но с каких пор человеческие переживания стали мелочами? Извини, но меня поражает твое невнимание к людям. Вышвырнул из редакции молодого способного журналиста…

— Не вышвырнул, а уволил.

— Вышвырнул! — Полуяров встал. — Надо кончать эту волынку! Если слушаться совести, я должен идти в обком и сказать, что тебя пора снимать с работы. Не могу больше терпеть. Мешаем мы друг другу, не понимаем друг друга. Либо ты прав, либо я. Надо разобраться.

Копытов снял очки, покрутил их в руках, помолчал и сказал убежденно:

— Мы не в частной лавочке, Паша. Нельзя нам, понимаешь ли, лирикой разной заниматься. Какие тут могут быть переживания, когда работа — главное? Кому какое дело, что у Копытова, например, дома дела неважные? Он обязан газетой руководить. Это с него и спрашивают. Мы с тобой не муж и жена, а руководители идеологической организации, коммунисты. Нас партия на ответственный пост поставила. А ты: не сошлись характерами. Смешно!