Анатолий Галиев - Расколотое небо

Сначала ни Щепкин, ни Свентицкий, ни прочие опытные авиаторы, прибывшие из России на обучение, не понимали, к чему союзники так дотошно учат их. Узнали только недавно: их не собирались отправлять назад, они должны были защищать небо Франции и крошить проклятых тевтонов там, на чужой земле, пополнить выбитых пилотов эскадрильи «Аистов». Взамен союзники обещали поставить России некое количество аэропланов.

В Шартре — это верст семьдесят от Парижа — месяца два полетывали на машинах с толкающим винтом, коробчатых бипланах, похожих на солидных воздушных змеев «фарманах», «вуазенах». С этими машинами русские справились легко — летали уже на таких на родине.

Обрадовало только то, что торжественно, с шампанским и салютом из револьверов, вручили им дипломы на звание военного летчика и гражданского пилота-авиатора по линии международного авиационного клуба. Но это было только начало. Свезли всех в город По, в школу акробатики и воздушного боя. Пилоты здесь жили вместе с инструкторами прямо на аэродромном поле, в ящиках из-под аэропланов. Здесь дела пошли серьезнее. Быстрые и юркие монопланы «ньюпоры» и «мораны» были капризны и требовательны в управлении. Инструкторы сил не жалели. С утра до ночи звенели, ныли моторы. В блеклом небе играли аппараты, рисовали змейки, падали в скольжении, накручивали бочки… Двое из наших разбились, оба одинаково: слишком резко переходили в скольжение, аппараты начинало вертеть в штопоре, они падали в бешеном верчении к земле, словно их притягивало могучей силой.

Скорбеть учителя не дали, повезли в специальную школу воздушной стрельбы в городке Казо. Здесь палили по стендам с вертящихся сидений; стреляли с юрких и быстрых моторных лодок «Сигма» и «Фламбо», которые разгонялись и вертелись на реке так, что щиты мишеней размазывались от скорости и никак не поймать их в прицел. Учили всему: собирать ленты из металлических звеньев для скорострельных «виккерсов» и «гочкисов», заряжать, ремонтировать, смазывать, собирать пулеметы.

Свентицкий орал:

— Я уже!.. Испекся!.. Дайте аппарат!

Но инструкторы невозмутимо замечали:

— Нетерпеливость — порок для авиатора. Это еще не главное!

И верно, снова вернули в По в дивизион боевого применения и воздушного боя. Здесь к каждому был прикреплен мастер. Щепкин достался худенькому, юркому Годару. Тот работал старательно, но душевной близости меж ними не было: слишком холоден и расчетлив был Годар.

Через неделю индивидуальных тренировок Годар сказал, пригласив переводчика:

— Почти все элементы вы, мсье, уже выполняете лучше меня…

Щепкин обрадовался, но напрасно. Впереди еще были групповые полеты, когда аэропланы шли журавлиным клином, были посадки и взлеты с совершенно незнакомых площадок, специальные занятия по сжиганию аэростатов и воздушному бою.

Французы на тренировках любили застать врасплох.

Щепкин вылетал, чтобы встретиться с одним аппаратом, а на него нападали трое, смотрели, как выкрутится. Ничего, выкручивался…

Между тренировочными боями он сходил в высотный полет на продолжительность. Утюжил небо на «моране» полтора часа на высоте четыре с половиной тысячи метров, замерз до икоты. И когда наконец уже были готовы к боям, в России вспыхнула революция. Французы сразу же стали на всех русских смотреть с подозрением. Полеты прекратились.

Часть офицеров отправили в Париж. Щепкина и Свентицкого оставили в казармах в Шартре. Тут и застало их перемирие с Германией.

Путей домой не было, кроме одного: «добровольно» вступить в этот самый славяно-британский корпус. Вот и вступили.

Силантьев слушал невесело, склонив голову, положив огромные, узловатые руки на колени и время от времени поглядывая задумчиво на Щепкина.

Когда тот закончил, сказал:

— Дела-то у республики, Щепкин, плохие. Можно сказать, трагические дела. Только еще их авиации нам и не хватало.

— Ну, найдется же у наших где-нибудь хоть плохонький аэропланчик… — сказал Щепкин. — Я — готов! Ты только меня к нашим как-нибудь поскорей переправь.

— Переправлять я тебя никуда не буду, — сказал строго Силантьев. — И ты об этом тоже забудь. Придется тебе, товарищ дорогой, служить с британцами и прочей нечистью. Потому что реввоенсовету и командованию той же одиннадцатой армии очень нужно знать, что затевают британцы на Каспии и когда и как попрут на Астрахань, на Волгу. Вкупе с отечественной сволочью. Понял? Волга же что дорога накатанная до самого сердца, до Москвы.