Евгения Скрипко - Друзья и родители

– Подумать надо, что делается в доме! – ставя чайник на железную решетчатую подставку, заявила жена.

– Что случилось? – испуганно спросил муж.

– Поговорил бы ты, Феденька, с Николаем Николаевичем…

– С каким Николаем Николаевичем? – недоумевал он. – Я не знаю такого.

– Ты знаешь его, Федор Игнатьевич. Наш сосед, муж Марии Андреевны, ты вместе с ним ордер на квартиру получал.

– Катенька, я не управдом и не начальник жилищного отдела.

– Вот и плохо, что каждый рассуждает так! Может быть, из-за этой несчастной комнаты все и получается. Можно было вступиться за Марию Андреевну вовремя, пусть бы ей на эту комнату дали ордер, хватило бы Неониле и двух.

– Но причем тут я, Катенька? – умоляюще спросил муж.

– Надо помочь ребенку! Надо спасти Вадика!

Екатерина Васильевна сказала это так, словно Вадику грозила смерть или по меньшей мере тяжелая операция, а он, Федор Игнатьевич, старый и опытный врач, один мог спасти ребенка.

Федор Игнатьевич, откинув простыню, поднялся с постели, потянулся сперва к полосатой пижаме, но, тут же передумав, начал надевать полотняные брюки. Движения его были торопливы. Не расспрашивая о подробностях болезни, он взглянул на портфель, где, кроме бумаг, лежали стетоскоп и аппарат для измерения кровяного давления.

– Такой мальчик, такой милый ребенок! – приговаривала жена.

– Он же вчера бегал, что с ним случилось? – взяв полотенце, спросил муж.

– Они его в приют отдают!

– Почему в приют? Больного в приют?

– Ах, Феденька, ты ничего не понял! Саянов не хочет жить с женой. Она ждала, что он приедет и поможет ей устроиться с квартирой. Мария Андреевна примирилась с мыслью, что они разойдутся, но он решил отнять ребенка, в приют отдать…

– Ну, Катенька, уволь! Я в таких делах не советчик и не помощник. Что ты, в самом деле, посмешище из меня решила сделать!

И Федор Игнатьевич в сердцах кинул на спинку стула полотенце. Его добрые, уже поблекшие, голубые глаза были полны укора, но жена не замечала этого взгляда.

– Я сама пойду с ним говорить, – грозила она. – Как можно спокойно смотреть на такое безрассудство!

– Уверяю тебя, Катенька, они ничего не сделают. Да и посуди сама, какой смысл Саянову отдавать сына в детский дом, когда он может его в суворовское училище устроить. Ты что-то напутала, матушка.

– Когда мужчина влюблен, он способен на все. Ему хочется скорей избавиться от семьи. А Мария Андреевна измучена. У женщины не хватает сил бороться с ним. Надо понять это!

Екатерина Васильевна натянула на чайник ватный чехол в виде куклы в широкой юбке и, решительно стукнув дверью, вышла.

Воинственный пыл доброй женщины пропал даром: дверь Саяновых была уже на замке.

Как ни старался Алексей Яковлевич Чистов упорядочить часы своего приема, посетители бесцеремонно нарушали его график. Они являлись даже вечером, если ему случалось задержаться в кабинете во внеурочное время. И он, наконец, примирился с этим.

На стук в дверь, не отрываясь от работы, Чистов коротко откликался своим глуховатым голосом, разрешая войти. Чтобы посетители не засиживались, он держал для них только один стул.

Мужчина в форме морского офицера с четырьмя звездочками на блестящих погонах оказался не из тех, с кем можно беседовать и листать дела. Он приблизился к столу, представился и сел на единственный стул так прочно, что Чистов невольно подумал: «Этот скоро не уйдет!»

Но вот сквозной ветер ворвался в комнату, зашевелил на столе бумаги, пытаясь разнести их в разные стороны. Чистов, прижимая руками неподшитую переписку, взглянул на дверь: там стояла женщина, а из-за ее спины несмело заглядывал в комнату белокурый мальчик.

– Они с вами? – спросил он моряка.

Получив положительный ответ, Чистов подобрал бумаги, чтобы не разлетелись, и, надежно прижав их мраморной пепельницей окликнул мальчика.

– Принеси-ка, молодой человек, из той комнаты маме стул.

Усадив женщину против моряка, он провел мальчика к открытому окну и еще издали, окинув внимательным взглядом посетителей, сказал:

– Слушаю вас, товарищи.

– Мы к вам, товарищ Чистов, по сугубо личному делу.

Моряк не торопился и попросил разрешения закурить. Достав портсигар, он предложил папиросу Чистову, но тот отказался.

Пока Саянов закуривал и заботливо отыскивал на столе Чистова пепельницу, чтобы положить туда огарок спички, жена и сын не сводили с него глаз.

– Видите ли, – так же не спеша продолжал он, обращаясь к Чистову, – служба вынуждает меня жить с семьей в разных городах, а это начинает сказываться на воспитании нашего сына…