Варткес Тевекелян - Гранит не плавится

— Отвечайте коротко и по существу: за что вас задержали?

— Не знаю!..

— Как вы очутились в этом городе?

— Случайно… застрял…

— Не успели удрать?

— Не понимаю.

— Посидите в подвале недельки две, тогда, может быть, поймёте!

Подвала у нас не было, мне просто хотелось попугать его. Но из этой моей наивной затеи ничего не вышло.

Старичок вскочил на ноги.

— Вы слишком молоды, чтобы пугать меня! — выкрикнул он. — Можете даже живым закопать в землю, — больше ни единого слова от меня не услышите!

Красноармеец увёл Золотарёва, а я сидел, не зная, что мне делать. Кто он, враг или всего лишь обозлённый интеллигент? Как доискаться истины? Ни опыта, ни знаний, чтобы разобраться в этом, у меня не было. Пошёл к председателю, рассказал ему о своих сомнениях. Васин внимательно выслушал меня.

— Отложим до завтра, — сказал он. — Соберём агентурные данные о твоём Золотарёве, тогда и решим.

Утром он послал за мной.

— Ты прав в своих подозрениях: Золотарёв не тот, за кого выдаёт себя. Он птица высокого полёта. На, почитай.

«Золотарёв А. Н., дворянин, кадровый офицер царской армии. Служил в частях Каледина. В наш город приехал недавно, общался с белогвардейской верхушкой. Есть основания предполагать, что оставлен по специальному заданию. Накануне прихода Красной Армии переоделся в гражданскую одежду и переехал на новую квартиру. Задержан был недалеко от водокачки в день взрыва. При обыске ничего подозрительного не найдено», — было написано в справке.

Васин позвонил и приказал ввести старика.

— Поговорим с ним по душам!.. Ты побудь здесь, послушай. — Улыбка Васина как бы говорила: учись.

— Господин Золотарёв, вы, кажется, сказали нашему следователю, что больше ни единого слова не произнесёте. Не так ли?

— Он угрожал мне.

— Понятно! Вы рассердились и в сердцах сказали это необдуманно.

— Допустим…

— Но сейчас, я надеюсь, вы ответите на некоторые вопросы?

— Пожалуйста, я готов.

— Вы утверждаете, что ваша специальность — инженер-механик?

— Да.

— Какой институт окончили?

— Петербургский политехнический.

— А не кадетский корпус? Может быть, просто запамятовали? Времени прошло немало…

Молчание.

— Хорошо, оставим это. Скажите, кто ещё, кроме вас, принимал участие в подготовке взрыва водокачки?

— Это ложь! — крикнул Золотарёв.

— Не горячитесь, будем говорить спокойно. Один из непосредственных участников взрыва, Лёшка Кривой, нами задержан. Он назвал вашу фамилию. Хотите, устроим вам с ним очную ставку? Снова молчание.

— Ну что же, можем избавить вас от этой неприятной встречи… Мы сохраним вам жизнь при одном непременном условии: вы подробно расскажете о полученных вами заданиях, перечислите своих сообщников, покажете места, где хранится оружие и взрывчатка. Не тороплю вас! Возвращайтесь в камеру, обдумайте и, когда захотите поговорить со мной, дайте знать дежурному. До вечера времени много. Считаю необходимым предупредить вас: если не исполните мою просьбу, то сегодня, не позднее двух часов ночи, вы будете расстреляны. Идите.

Мы остались вдвоём, и я спросил Васина, правда ли, что существует человек по имени Лёшка Кривой и действительно ли он называл Золотарёва?

— Допрашиваемого иногда следует поставить в тупик, но говорить ему явную ложь не дело, — ответил Васин. — Лёшка Кривой — уголовник. Его арестовали. Имеются веские улики его участия во взрыве, но он пока упирается, язык не развязывает. Ничего, теперь дело пойдёт гладко. Золотарёву не хочется умирать…

И верно: Лёшка Кривой развязал язык, и под давлением его показаний Золотарёв вынужден был признаться в своих связях с белогвардейским подпольем.

Дня через два мы с Акимовым получили задание произвести обыск в комиссионном магазине.

— Холодное оружие, изделия из золота и серебра заактируйте и возьмите с собой. Магазин опечатайте сургучной печатью, — проинструктировал нас комендант и выдал ордер на обыск.

Войдя в магазин, мы ахнули: тьма всякого барахла!

Обыск затянулся.

Все эти колечки, брошки, серебряные портсигары, кинжалы, старинные пистолеты нужно было подсчитать и составить на них подробную опись.

Работу закончили поздно вечером. Золотые и серебряные безделушки ссыпали в наволочку. Кинжалы и пистолеты положили в мешок. Я достал спички, чтобы развести сургуч.

— Погоди, — сказал Акимов. Не отрываясь смотрел он на висящие под потолком хромовые сапоги, офицерские френчи, брюки галифе из добротного сукна. Потом перевёл взгляд к полкам, на которых было разложено мужское и дамское бельё. Я сделал вид, будто не понимаю, о чём он думает, и отвернулся.