Варткес Тевекелян - За Москвою-рекой

СЛАВНОМУ ОТРЯДУ РАБОЧЕГО КЛАССА

СОВЕТСКОГО СОЮЗА - ТЕКСТИЛЬЩИКАМ

ПОСВЯЩАЕТСЯ ЭТА КНИГА

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Второй день на даче Толстяковых в Софрино шли приготовления ко дню рождения Милочки. Ей исполнялось двадцать два года. Празднество устраивали в субботу, чтобы можно было повеселиться и потанцевать вволю.

Мать Милочки, Лариса Михайловна, сумела настоять на том, чтобы муж предоставил в ее распоряжение легковую машину. «Хотя бы на эти два дня», — с видом мученицы сказала она, подчеркивая тем самым и скромность своих притязаний, и обычную незаинтересованность мужа в домашних делах. И вот шофер Ваня, загорелый молодой человек, весельчак и балагур, уже не раз курсировал между Москвой и дачей, исполняя многочисленные поручения хозяйки.

— Не забудьте, пожалуйста, купить хрену и две банки майонеза, — наставляла Лариса Михайловна, отправляя его рано утром в субботу в очередной рейс. — Подо-* ждите. Больше ничего не надо? — Она сжала пальцами виски. — Просто голова разламывается!

— Вроде больше ничего... А впрочем, пока обернусь, вы, может, и еще чего надумаете, — с усмешкой ответил Ваня и добавил: — Что ж, для стального коня семьдесят километров не крюк, съездим еще раз!

Любаша, пожилая, рыхлая, добродушно-ворчливая домработница, шлепая босыми ногами по крашеному полу, принялась за генеральную уборку. На кухне жарились пироги. Чуть не каждую минуту с криком: «Ой, батюшки, не сгорели бы!» — она бежала взглянуть на них.

В одиннадцатом часу в столовую спустилась заспанная Милочка, в длинном шелковом халате, в мягких домашних туфельках на босу ногу. Сегодня она не поехала в институт.

— Милая моя соня! Разве можно так долго спать в такой день? — с ласковой укоризной сказала Лариса Михайловна, целуя дочь.

— До рассвета читала. Этот «Лунный камень»... не оторвешься.

— Ну, умывайся скорее и давай завтракать. Я с утра на ногах и еще ничего не ела.

Милочка распахнула дверь на террасу.

— Холодно, сыро! — Она зябко поежилась, прикрыла дверь и повернулась к матери. — А Леня где?

— Поехал в институт.

— Противный! Ведь обещал сегодня быть дома...

— У него комсомольское собрание.

— Подумаешь, собрание!

Во время завтрака, задумчиво глядя на мокрые листья сирени за слегка запотевшим окном, Милочка обсуждала предстоящую вечеринку.

— Надеюсь, будет весело. Ленка замечательно поет цыганские романсы, шикарно танцует. Саша принесет аккордеон. Надо, чтобы Вадим почитал свои стихи. По-моему, у него проблески гениальности.

Небо

театральной декорацией

дремлет,

облокотившись на горизонт...

Хорошо, правда?

— Ешь, Милочка! Остынет. И потом — у меня еще столько дел!

— Ну, и Борис, конечно, придет. И непременно — Сережа. Вот кто никогда не забывает о дне моего рождения!

— Не понимаю твоей нетребовательности: зачем тебе этот Сережа? — Лариса Михайловна досадливо поморщилась.

— Что значит зачем? Сережа очень хороший парень!

— Ничего особенного в нем не нахожу, самый обыкновенный рабочий, хотя и называется помощником мастера. Дружба — это и общность духовных интересов, и сходство характеров. А что у тебя с «им общего? Разве ты не понимаешь, что, следуя своей детской привязанности, ты только поддерживаешь в парне надежды, которым никогда не суждено сбыться, ставишь его в неловкое положение перед нашими друзьями? Мало ли с кем случается дружить в школе... Ты же не маленькая, пора смотреть на жизнь серьезнее. Хоть его пожалей. Ну что он рядом с тем же Борисом? Борис — культурный человек, у него и манеры и тон воспитанного юноши... Или — Николай Николаевич: инженер, образованный, остроумный, кончает аспирантуру, человек с будущим...

— Мамочка, милая, сколько страсти, какой проникновенный монолог! Только ты опоздала со своими рассуждениями минимум на полстолетия, так что не трать пыл понапрасну!

— Жизнь остается жизнью, и каждому хочется устроить ее как можно лучше.