Вильям Гиллер - Пока дышу...

— Я немножко скульптор, — смущенно сказал он. — Потом я сделаю это же из гипса.

Фигурка была выполнена мастерски. Чуть согнутый человек, правый локоть прижат к животу.

— Ну как, похоже? Таким я к вам явился?

Архипов весело и раскатисто расхохотался. А Горохов подумал, что этот скульптор чем-то смахивает на доброго гнома.

За окном лил дождь, злая колкая крупа колотилась в окна. В кабинете было тихо, уютно.

Федору Григорьевичу не хотелось уходить. Некоторое время после ухода скульптора-гнома они с Архиповым сидели молча. Хорошо, когда можно вот так сидеть вдвоем и молчать!

Потом Федор Григорьевич спросил:

— Борис Васильевич, а почему вы сделали самоотвод по НИИ? Теперь Кулагин заправляет. Неужели это лучше для науки?

— Нет, для науки, быть может, и не лучше, — подумав, сказал Архипов. — Но мне это ни к чему. Я клинику люблю, именно клинику.

Они снова умолкли, но на этот раз тишину нарушил Борис Васильевич:

— А не знаешь ли ты, как дела у Тамары Савельевны? Ей-богу, не думал, что она сумеет себя так повести! Тут же мужество требовалось! Да еще какое! В наш век против начальства редко кто рискует переть. А она поперла!

Он искоса глянул на Горохова. Тот сидел, опершись локтями о колени, курил, и худые щеки его западали при затяжках.

— Федор Григорьевич! — вдруг сказал Архипов. — Извини меня, может, я невпопад, но позвони ты ей! У меня своя дома испереживалась, звонков ждет, а звонков нет. Смотреть жалко! И Крупина небось на каждый звонок бежит. Понимать надо: женщины ведь они…

Горохов только глянул на него.

— Вот я сейчас уйду, — поднимаясь, продолжал Борис Васильевич, — а ты позвони. Не оттягивай. Ты в ней мужество пробудил, так будь же и сам мужчиной.

Он вышел, плотно притворил за собой дверь и не торопясь зашагал по тихому в этот час, длинному коридору клиники.

Горохов медленно протянул руку к телефону.