Вильям Гиллер - Пока дышу...

— Анечка! Чаю скорей! Гостья замерзла!

— Раньше не курила, а вот теперь захотелось, — сказала Тамара Савельевна, мечтая скорее, как можно скорее перейти рубеж, отделяющий разговор добрых друзей от того разговора, который — она это знала — воздвигнет между ними стену.

Поперхнувшись от дыма, Тамара Савельевна быстро потушила папиросу.

— Бросьте, у меня табак крепкий, от него с непривычки голова кружится. Ешьте-ка лучше конфеты, — сказал Кулагин.

— Нет-нет, спасибо. — Она отодвинула коробку. — Я к вам, Сергей Сергеевич, по делу.

— К вашим услугам, — суховато сказал Кулагин и слегка наклонил голову. — Всегда рад деловому разговору. У нас ведь, у старых людей, не много времени осталось на болтовню. Впрочем, конфеты и серьезному разговору не помешают.

Как ни готовилась Крупина к этому посещению, как ни обдумывала, с чего начнет, именно начать ей было трудно. «Самое главное, чтоб он не оказался, как всегда, прав». Нижняя губа у нее дернулась, но усилием воли она сдержала нервную дрожь.

— Вы не подумайте, что я пришла защищать Горохова, — сказала она, с ужасом чувствуя, что краснеет. — Возвращаться в клинику ему действительно ни к чему.

— Еще бы! — усмехнулся Кулагин. Ему полегчало, едва она назвала имя Горохова. Тут он чувствовал себя вполне уверенно.

— Впрочем, — помедлив, продолжала Тамара Савельевна, — он и сам никогда бы, я думаю, не согласился к нам вернуться после того, что произошло. Сейчас не о нем разговор — о вас… И не подумайте, ради бога, что именно история с Федором Григорьевичем подтолкнула меня. Этот разговор рано или поздно, но состоялся бы все равно. Поймите меня правильно. Вы для меня не только старший товарищ, мы ведь еще и коммунисты. И мы должны быть откровенны.

— Когда же ты подашь наконец чаю? — крикнул Кулагин, не замечая уже злого нетерпения в своем голосе. И тут же обратился к Крупиной: — Извините, дорогая, пойду потороплю свою половину. Питух из вас, вижу, плохой. — Он кивнул на недопитый коньяк в пузатой рюмке.

Выйдя в коридор, Сергей Сергеевич закрыл за собою дверь, но до Тамары Савельевны донесся его злой голос.

«Может быть, мне уйти?.. — мелькнула мысль. — Нет, теперь уже не уйду…»

— Мне очень жаль, что я заставил вас долго ждать, — полностью овладев собой и снова благодушно улыбаясь, сказал Кулагин, вернувшись. — Там моя мадам каким-то детективчиком увлеклась, так что чай будем пить вдвоем. Не возражаете? Прошу в столовую, там удобнее. Я, кстати, и телефон выключил, чтоб не мешали.

— Спасибо, — тихо сказала Тамара Савельевна, избегая его взгляда, и прошла в столовую.

— Ну вот, теперь мы можем спокойно разговаривать, — удовлетворенно, как будто только в этом и было дело, сказал Кулагин, садясь против нее и придвигая вазочку с вареньем. — Прошу вас…

— По всей вероятности, я буду говорить не очень связно, — начала Тамара Савельевна, — но я хочу сказать, что вы не имели права так поступать с Федором Григорьевичем…

— Что же вы остановились? — перебил ее Кулагин, хотя она и не думала останавливаться. — Я рад поговорить с вами, тем более что по партийной линии вы ведь мне начальство. И уважаемое, смею сказать, начальство. И я горжусь, что в свое время рекомендовал вас в партию, душа моя!

«Только бы он опять не оказался во всем правым!» — как заклинание, мысленно твердила Крупина. А вслух сказала:

— Вы были обязаны — и так все говорят, а не только я — собрать совещание, выслушать мнение всех сотрудников клиники, а не решать единолично. Вы же сами говорили, Сергей Сергеевич, что в серьезных вопросах не должны преобладать эмоции. — Тамара Савельевна впервые за все время разговора нетерпеливо и требовательно взглянула в глаза Кулагина. Он ответил ей бесстрастным, как в бронь закованным взглядом. — Ведь, убирая Горохова, вы ударили по всем врачам. Вы дали этим понять, что будете карать любого, кто воспротивится вашей воле. Вы можете, конечно, спросить, почему, мол, до Горохова подобных серьезных просчетов в клинике не было. Да потому не было, что ваше слово — для всех закон, и никто не смел даже и думать без ваших указаний, тем более действовать, делать что-то рискованное, новое. Был хозяин и были работники, служащие, сказать точнее…

Кулагин не спешил с ответом, но улыбаться перестал. Он молчал, вертя в пальцах чайную ложку. Замолчала и Тамара Савельевна.

— Вы кончили? — спросил наконец Сергей Сергеевич.

Она кивнула.

— Признаться, меня несколько удивляют ваши слова, — заговорил Кулагин после довольно долгой паузы. — Месяца три-четыре назад на партийном бюро вы говорили по-другому. Словно кто-то вас подменил. Удивительно, что именно вы… Впрочем, вы и сами, кажется, не очень надеялись на Горохова, если послали мне телеграмму? Признавайтесь!