Сабир Азери - В тупике

Он все говорил и говорил, а Фарида смотрела куда-то мимо него застывшим взглядом; казалось, она вообще не слышит того, что говорит ей академик а если и слышит, слова не доходят до ее сознания. И лишь когда Муршудов чему-то улыбнулся (а может, ей просто показалось, что он улыбается, что он уже начал успокаиваться), она вдруг очнулась и крикнула ему в лицо:

— А ну, убирайтесь отсюда! Выкатывайтесь, и чтобы глаза мои вас больше не видели!

Академик так и застыл с раскрытым ртом, стоял, не зная, как ему поступить: и уйти нельзя, и оставаться — тоже, тем более, что Фарида уже выталкивала его за дверь.

— Да убирайтесь же, кому сказано! Катитесь прочь!

И в этот самый момент в тупике притормозила «Волга», из которой вышел мужчина средних лет с чемоданчиком-«дипломатом» в руках. Поднял голову, увидел Муршудова в окне второго этажа, кивнул ему и начал торопливо подниматься наверх.

— Не волнуйтесь, сестра, — сказал Муршудов с облегчением, — зачем волноваться? Вот приехал профессор, о котором я вам говорил. Клянусь, другого такого хирурга нет во всем Баку.

Но Фарида решительно заслонила дверь в комнату, где лежал муж.

— Не нужен мне ваш профессор, — отрезала она, — врача я уже и сама вызвала!

— Вызвали? — спросили в один голос Муршудов и запыхавшийся профессор.

— Вызвала, да.

— Когда вызвали? — приехавший профессор с тревогой посмотрел на академика Муршудова; по выражению лиц обоих Фарида поняла, что слова ее пришлись им почему-то не по душе. Однако академик быстро взял себя в руки, согнал с лица тень беспокойства и даже попробовал улыбнуться.

— Ну что ж, сестра, ну что ж, — бодро сказал он, — вы все правильно сделали, просто отлично. Но я думаю, вы ведь не откажетесь, чтобы вашего супруга осмотрел и профессор, верно? Нет-нет, просто так, по-братски.

— Если врач видит перед собой больного, он обязан оказать ему помощь, сестра, даже если это его враг. — Профессор раскрыл свой «дипломат». — Обязан. А тем более наш советский врач.

Фарида осторожно тронула дверь в комнату мужа, заглянула туда. Черты лица Кафара заострились, рука бессильно свесилась вниз.

— Умер! — истошно закричала она, кинувшись к постели.

Мужчины встревожено переглянулись.

— Никак нельзя допускать, чтобы приехала «скорая», — зашептал академик.

— Да иди же ты скорей, — подтолкнул его профессор — а это был младший брат академика, — перекрой въезд в тупик, а я пока здесь…

Старший Муршудов исчез. Младший решительно шагнул в комнату, чуть ли не силком вырвал у Фариды запястье потерпевшего, нащупал пульс.

— Не надо волноваться, — с облегчением сказал он наконец, — пульс прощупывается. Все в порядке, наполнение нормальное.

— Правда? — Фарида с надеждой посмотрела на профессора снизу вверх. — Он не умер, не умер?

Она прильнула к груди мужа, но сколько ни вслушивалась, стука его сердца так и не услышала. Тогда она снова схватила мужа за руку, зачем-то приложила его запястье к уху, зарыдала в отчаянии.

— Ты лжешь! Ты обманываешь, он уже умер! Профессор смочил нашатырным спиртом кусок ваты и поднес к носу Кафара. Лицо больного вдруг сморщилось, он чихнул и приоткрыл глаза.

Фарида приникла к груди мужа. Кафар с трудом улыбнулся, вернее, в его глазах промелькнуло что-то похожее на искорки улыбки, а лицо по-прежнему хранило выражение муки и боли.

— Вот видишь, тебя профессор пришел посмотреть, — сказала Фарида, утирая слезы. — Это самый лучший в городе профессор. Он говорит: пять-шесть дней, и ты будешь совершенно здоров.

Профессор Муршудов кипятил в соседней комнате шприц, готовил лекарства. Когда все было готово, он со шприцем в руках вернулся к постели Кафара.

— После этого укола вы будете чувствовать себя совсем хорошо.

Фарида отодвинулась от кровати, а когда шприц вошел в вену, даже отвернулась к стене.

— Та-ак, а теперь мы спокойненько уснем. Фарида торопливо повернулась к мужу. Гримаса боли на его лице постепенно разглаживалась, глаза были устремлены на нее и профессора. Не в силах вынести тоскливой тревоги, стоявшей в этих глазах, Фарида жалобно спросила:

— Как ты себя чувствуешь, Кафар? Проходит боль?

Кафар ничего не ответил, только чуть дрогнули его ресницы. Профессор Муршудов поправил на нем одеяло.

— Пока больному нельзя много разговаривать, пусть отдыхает. Его тошнило?

— Да. Сначала очень сильно тошнило.

— Ясно, ясно…

— Дай вам аллах всего самого хорошего, братец.

— Я только исполнил свой долг, сестра, самый обычный врачебный долг.