- Шестьдесят лет - это много. Не каждому суждено дожить до такой даты. Ты не бросил курить? Нет? Ну и кури на здоровье. - И с этими словами сунул ему золотой портсигар, наполненный сигаретами "Друг".
Да, Ефим Поповин отлично изучил друзей Гризула, знал, кто чем дышит и кто на что способен. Привычным взглядом он окинул круглый ореховый столик в прихожей, заваленный подарками, и почти безошибочно определил, кто что принес. Иронически подумал: "Глина, стекло, фарфор. Глупо. Хлам, ни на что не годный".
- Вы один? - с деланным удивлением спросила Светлана Ильинична и задала ненужный вопрос: - А что с Наталкой?
- Ай, так… Плохо себя чувствует. Нездоровится, - вяло отмахнулся Ефим и шаром вкатился в кабинет, полный гостей. Он остановился у порога, сделал общий поклон. Глаза привычно обшарили комнату и остановились на мужчине, с виду довольно моложавом и добродушном. Ефим Евсеевич бесцеремонно всматривался, точно спрашивал: "А ты кто такой? Всех остальных я знаю".
"Новенький" внешне ничем не выделялся. Он не был изысканно одет, как другие, держался скромно, даже чуточку стесненно. Гризул не отдавал гостю особого предпочтения. Вернее, не подчеркивал своего к нему особого расположения, чтобы не обидеть других, и Ефим сразу определил: важная особа. Гризул познакомил их:
- Борис Николаевич, наш новый директор завода, - Ефим Евсеевич Поповин.
Они пожали друг другу руки и обменялись дежурными улыбками. Впрочем, у Поповина улыбались только толстые линялые губы, а заплывшие жиром глаза холодно светились в узеньких щелочках, оценивая нового человека. "Простоват, - решил он. - Такого Гризул легко обведет вокруг пальца".
Николай Григорьевич занимал квартиру из четырех комнат в кооперативном доме: кабинет сына Макса, комната дочери Клары, студентки первого курса МГУ, спальня родителей и столовая, отделенная от кабинета Макса раздвижной стеклянной перегородкой.
Нынче перегородка распахнута настежь, и в образовавшемся большом, почти сорокаметровом зале накрыт стол на двадцать персон. В нише балкона сверкает разноцветными гирляндами нарядная елка. Изящная, привезенная из Франции модерн-люстра (без банального хрусталя) погашена. Через всю стену столовой - лесенка полочек по диагонали из угла в угол, от пола до потолка. На полочках забавные безделушки, томик стихов Евтушенко, Назыма Хикмета. На стене портрет Ремарка, рисунок Пикассо, вырезанный из журнала. Стена кабинета Макса - сплошной книжный стеллаж.
На столе, просторном, широком, во весь зал, - филиал гастронома.
Перед тем как сесть за стол, Светлана Ильинична внесла в зал маленького засушенного настоящего крокодила с хищным оскалом зубов. Чтобы гости получше могли рассмотреть оригинальный подарок, включила люстру. Указывая глазами на кинорежиссера Евгения Озерова, сообщила:
- Это Евгений Борисович подарил. Из Гвинеи привез. Правда, интересно?
Гости с любопытством рассматривали заморскую диковинку, а Ефим Поповин с глубокомысленным видом скептически сказал:
- Да, это, конечно, лучше, чем живой крокодил. Мертвый враг всегда лучше живого. Кто это сказал?
За стол сели часов в десять, и, пока Новый год шагал к Москве по заснеженной сибирской тайге, не было конца тостам за здоровье Николая Григорьевича. Пили за его шестьдесят славных лет, за его прошлое, настоящее и будущее, за то, что он живет на этом свете, украшая землю своими делами, за его милую жену и деток, достойных своих родителей. Детки, правда, отсутствовали. Они встречали Новый год в своей компании за городом, на даче Ефима Поповина. Отдав должное имениннику, постепенно перешли к другим тостам и прежде всего заговорили об искусстве и литературе, должно быть, потому, что эта область считается доступной почти всем мало-мальски культурным и образованным людям.
Именинник спросил "министра культуры" (так здесь называли Александра Маринина), что нового на его фронте. Польщенный тем, что его назвали "министром культуры" в присутствии директора завода, так сказать, его непосредственного начальника, Александр Александрович, или просто Алик, бойко ответил:
- В арабской академии в Багдаде какие-то неизвестной породы черви-точильщики пожирают редчайшие древние книги. И ничего сделать нельзя. Жрут - и точка! Как вам это нравится?
- Дустом травить надо, - просто и без всякого удивления ответил Герцович-старший, бритоголовый сухонький старик с печальными глазами на усталом, иссеченном мелкими морщинками лице. Все это он считал мелочью, житейской суетой, на которую не стоит тратить ни сил, ни здоровья. Проблемой всех проблем для него был один-единственный вопрос: будет ли сохранен мир на земле, Все остальное - пустяки.
Читать дальше