Аркадий Борисович еще раз взглянул на постное лицо Бориса Борисовича и понял, что фотокарточку придется взять — если не ему самому, то его миллионам родословная все же необходима.
После вынужденной заминки он с еще большей поспешностью принялся швырять в огонь уже сослужившие свою службу бумаги. За этим занятием и застала его вошедшая Сашенька.
– Что, душа моя, уже собралась? — Аркадий Борисович бросил в печь старую записную книжку и поднял голову.
Сашенька, какая–то сама не своя, принужденно улыбнулась, достала из рукава платочек. Послюнила его и стерла на лбу у Аркадия Борисовича пятно сажи, говоря явно не то, что хотела:
– Перемазались, как чушка… Как же соберешься–то? Тут не знаешь, что и брать. Все бегом да бегом, будто на пожаре…
– Ничего и не бери,— Аркадий Борисович решил, что обеспокоенность Сашеньки связана с предстоящим отъездом, и поэтому говорил тоном веселым и бодрым.— Это у кого ничего нет, те возят с собой целые телеги добра. А у нас с тобой, слава богу, денег хватает, можем без ничего ехать — и не пропадем… Ну, кажется, все!
Аркадий Борисович захлопнул ногой чугунную дверцу и устало потянулся.
– Сашенька, посмотри–ка во двор — готовы ли лошади…
Едва он произнес это, как за стеной зазвенело разбитое стекло и одновременно с улицы донесся звук выстрела. Аркадий Борисович вскочил, бросил взгляд на удивленно замершую Сашеньку и выбежал из кабинета. Двумя прыжками он достиг своей спальни, рванул дверь и сразу увидел безобразную дыру в оконном стекле, у стены напротив — «Универсаль–гонг» с изувеченным механизмом, а на полу под часами — расплющенный самодельный жакан. «Убили!» — сам того не заметив, Аркадий Борисович подумал о часах, как об одушевленном существе.
– Ну, вот и дождались — смерды взялись за дреколье,— прозвучал за спиной насмешливый голос Ганскау.
Капитан бесстрашно подошел к окну и присвистнул.
– Оказывается, то был сигнальный выстрел. Так сказать — иду на вы! А теперь вот парламентер жалует к нам. Очевидно, потребует капитуляции…
Жухлицкий мигом оказался рядом с ним. Не спеша, неестественно прямой, с каменным лицом, к дому приближался Кожов, смутьян из турлаевской банды. Остановился, крепко расставив ноги, задрал голову и крикнул:
– Вы окружены! Отпустите инженера, не то всех перестреляем и дом спалим!
– Хамло! — прорычал Ганскау, и не успел Аркадий Борисович моргнуть глазом, как капитан выхватил пистолет и, почти не целясь, выстрелил через разбитое окно.
Кожов пошатнулся. В тот же миг внизу, под бугром, за полуразрушенными амбарами и сараюшками, громыхнула винтовка. Брызнули осколки стекла. Ганскау отпрянул от окна и схватился за щеку. Жухлицкий провел ладонью по глазам, ощупал лицо, потом глянул на капитана.
– Вы ранены?
– Царапина, вздор! — скрипнул зубами тот и, подняв пистолет, шагнул к окну.
Кожов, прихрамывая, убегал вниз по переулку. Ганскау сгоряча выпустил по нему пару пуль, но безуспешно. С той стороны не отвечали.
– Сейчас возьму казаков и дух вышибу из красной сволочи!
Ганскау ринулся к двери, но Аркадий Борисович придержал его.
– Не торопитесь, капитан. Эта затея отнимет у нас много времени. А кроме того, она чревата разными нежелательными случайностями.
– Что такое? Что вы имеете в виду? — закипятился Ганскау.
– Не забывайте и о золоте, которое целиком находится на нашем с вами попечении,— словно не слыша его, холодно продолжал Жухлицкий.— Из–за минутной горячности и нескольких оборванцев вы готовы рискнуть тремя пудами валютного металла? Капитан, вы меня удивляете!
Упоминание о золоте несколько охладило пыл железного функционера «Временного правительства автономной Сибири».
– Кажется, вы правы,— пробурчал он.— Кстати, я пришел спросить, что вы думаете делать с инженером?
– Это не моя забота. Кудрин собирается доставить его в Баргузин для последующего предания суду. Не возражаю — дело полезное. Показательный процесс должен образумить тех представителей интеллигенции, которые сотрудничают с большевиками.
– Стоит ли овчинка выделки? — Ганскау зло усмехнулся.— Может, здесь его и приговорить? Так сказать, решением военно–полевого суда, а?
– Не путайте меня в подобные дела, капитан,— сухо сказал Жухлицкий и, не дожидаясь ответа, покинул комнату.
– Напрасно волнуетесь — ваше содействие было бы минимальным,— сказал ему вслед Ганскау и усмехнулся вторично, понимающе и чуточку презрительно: миллионщик не против ликвидации инженера, но даже перед самим собой желает представить дело так, будто он тут совершенно ни при чем. Трусоватая игра штафирок в двусмысленности и экивоки! Ничего, можно обойтись и без него.
Читать дальше