Журнал «Юность» - zhurnal_Yunost_Zhurnal_Yunost_1973-1

Воды, накапавшей в ведро с потолка, было мало.

Пришлось выбегать под дождь, ставить ведро под водосток, под крышу и ждать, когда нальётся. Потом она мыла пол, усердно возила тряпкой по давно не мытым, выщербленным доскам.

Странный шум за дверью остановил её: кто-то неповоротливо влезал с улицы в вагончик, в тамбуре громыхали сапоги. Потом что-то грохнуло, рассыпалось в тамбуре — не то доски, не то поленья. Варя в испуге метнулась в угол, готовая кричать, звать на помощь. Но после этого грохота в дверь из тамбура негромко постучали, и тут же, не дождавшись разрешения, в вагончик вошел Берчак.

— Что, суслики, озябли? А я, слышь, дров вам приволок— жгите… А чего впотьмах-то? — Привычным движением, без промашки он поймал лампочку, свисавшую на коротком шнуре с потолка, подкрутил её. Она загорелась неярким светом, скупо осветив жилье. И только тогда Берчак заметил, что в вагончике одна Варя.

— А где? — Он показал головой на Раисину кровать. — Где хозяйка, куда её унесло?

Варя, едва оправившись от испуга, пожала плечами. Кивнула головой на мокрую тряпку у порога.

Берчак понял намек, попятился к двери. Стал вытирать о тряпку сапоги.

— Ишь как. Дела… Чистота и порядок. Давай, слышь, печку сгоношу.

— Не надо, я сама. — Варя вдруг растерялась. — Она будет сердиться.

— Кто? — не понял Берчак.

— Она, Раиса.

Берчак засмеялся.

— Ну, чудачка! На кого ж это и за что?

— Ну как… — Варя смутилась ещё больше. — Вы ж к ней пришли, а её нет…

— Ну и что? — Берчак уставился на неё удивлённый. — А может, я и не к ней, может, у меня к тебе, слышь, разговор имеется.

— Не нужен мне ваш. разговор, — непримиримо и громко сказала Варя, — и вообще ничего мне от вас не нужно. Ни от вас, ни от неё. И дрова ваши несчастные тоже…

— Ну, тихо, ша! — сказал Берчак, отступая, однако, назад, к порогу. — Что ты опять… А дрова тут ни при чем. Растоплю и отшвартуюсь. Не пропадать же топливу.

…Огонь в железной круглой времянке занялся не сразу. Печь долго чадила, видно, плохая была тяга из-за дождя. Наконец разошлась.

— Ну вот, пошло дело. — Берчак поднялся с колен, достал сигарету, но закуривать не стал. — Бывай здорова! Не зябни. Хозяйке привет! Вечер проводов отменяется.

— За дрова спасибо, — тихо ответила Варя.

Скоро, когда вовсю разгоревшиеся доски, потрескивая, взялись ровным, надежным огнем, когда круглые бока печурки ощутимо задышали теплом, пришла Раиса.

С трудом наведенный порядок в вагончике, растопленную, уютно потрескивающую печь она будто и не заметила. Не вытирая ног, прошла к своей постели, разбито опустилась на неё, уставилась на Варю долгим, пристальным взглядом.

— Был? — наконец спросила она.

— Был. — Варя догадалась, о ком она спросила. — Дрова вот принес.

— Лапал?

— Как это?

— Как, как… Дура совсем, что ли? Руками.

Как от печного жара полыхнуло Варино лицо.

— Нет, — сказала она и отвернулась от Раисы.

— Нет, так будет. — И снова эта злость в надломившихся полосках губ и обидные, пакостные, как плевки на чистом полу, слова. — Ты, дева, заруби себе на носу… Не лезь поперёк. Не суй носа, слышишь? Усекла? Вот так-то! А теперь бай-бай.

…Дрова, которые принес Берчак, скоро сгорели, и устоявшееся в вагончике тепло стало спадать, улетучиваться.

Сон не шёл. Накопившаяся за день обида подступила слезами к самому горлу. Всё, всё было плохо в этот день. И напрасно она успокаивала себя, напрасно пыталась оправдать этих недобрых, грубых, бездушных людей. Где они, добрые-то люди? Прошел день, а их нет. Нет, и все тут. И снова один за другим, нестройной вереницей выплывали в памяти лица тех, с кем встречалась сегодня. Чьи-то слова, обрывки каких-то разговоров слышались ей в ночи, и среди них она вдруг узнавала то голос тетки-проводницы, сулившей ей дождливого счастья, то ещё чей-то голос, громкий, забивающий остальные: «А кто дорогу-то будет строить? Она, слышь, что ли?» Да это его, Берчака, голос. Завтра он уедет со стройки — и скатертью дорога! Раиса будет рвать и метать. Конечно, уже знает о его отъезде, потому, наверное, и зла. И всё-таки что же у них? Неужели любовь? Неужели… Если она любит, то зачем так плохо и говорит и думает о нём? Вот если б она, Варя, полюбила… Интересно, будет ли у неё когда-нибудь такое: возьмёт и полюбит кого-то. Заглянуть бы наперёд и узнать, каким он будет, этот неизвестный человек? Каким угодно, только не грубым, не наглым, не самоуверенным, как этот Берчак. И всё-таки странно… Вот взял и дров притащил, нашёл где-то, позаботился. И печку растопил. Непонятно: один и тот же человек почти одновременно делает и хорошо и плохо. Утром он один, вечером другой. А какой на самом деле?