Владимир Фалеев - Дом моей судьбы

Питались мы на рубль в день. Московские школы-интернаты не интересуются Сибирью. Им хочется возить своих учеников на юг. Мария Кирилловна каждое утро совещалась с нами. Меня звали комиссаром группы.

23 февраля.День рождения школы. Пионерский сбор. Техники-кружковцы заняли двор. Балдин минут тридцать бил пальцем по пропеллеру своего самолета, но мотор так и не завелся. Ну и конструктор! Валерик Подкидышев расхаживал по двору, руки в брюки. Он геолог. Был концерт пантомимы, играли в шарады. Я читала свои стихи. Пели песни под гитару.

Валерик Подкидышев после поездки в Москву со мной очень вежлив.

9 октября 1962 г.Как мы проводим дни в 7-м классе. Дневничок мой, зеркальце мое. Давно не заглядывала в тебя. В горькие минуты откровенничаю с тобой, ты напоминаешь мне вчерашние тайны. Ты мой первый друг. Доверяюсь тебе, моя память и совесть. На твоих листочках следы моих слез. Уже столько пережито! Детдом остался далеко-далеко, за лесом. А о первом дошкольном детдоме совсем забываю. Теперь мой дом — трехэтажное кирпичное здание. В левой части живут мальчики, в правой — девочки. На верхних этажах корпуса классы, внизу — столовая, дирекция, спортзал… В окне видно выбеленное снегом озеро, а за ним — лес. Справа — деревянные дома с огородами.

В последний день, когда уезжали из поселка, ходили с ребятами в лес. Разжигали костер. Какой сосняк! Высоченные деревья закрывают небо кронами, а под толщей их сводов ивы. На берегу реки в кустах красные пятнышки ягод шиповника. Смешанный лес — березы, осины полыхали осенним разноцветьем. Мы дышали полной грудью, казалось, не надышимся, уедем и никогда больше не вернемся.

Мы побывали на берегу огромного озера, на него садятся гидросамолеты, по берегам его деревни и поселки. Возле разрытого кургана, где была стоянка жителей каменного века, какой-то мужчина показал нам кости… желтый череп рассечен чем-то острым. Мужчина сказал: «Эта женщина была убита и похоронена вместе с мужем…» Жутко!.. За что ее спрятали в землю вместе с ним?.. Это и есть патриархат? Безобразие!

Прощай, милый детдом. Я семиклассница.

1 ноября.Меня приняли в комсомол. Нас приглашали в красный уголок школы по одному. Сердце мое колотилось пташкой, я сильно волновалась. Вошла и молча смотрю на сидящих за столом членов бюро РК ВЛКСМ. Слышу: «Здравствуй, Ксеня!» — «Здравствуйте!» — говорю им. Все улыбаются. «Расскажи свою биографию». Отвечаю: «Родилась в Богандинском сельпо».

Стол засмеялся. «Почему в сельпо?»

Моя мама работала в сельпо. Она отдала меня в дом малютки. Что такое сельпо? Я не знаю. Спросили про «Интернационал», я подумала — нужно спеть, и стала откашливаться. Опять все засмеялись.

Вернулась в спальню. Там девочки обсуждали результаты приема в члены ВЛКСМ. Посиделки затянулись допоздна. Очень переживаю, что сконфузилась. А Люба Найденова вспомнила прием в пионеры:

«Это было во втором классе. В комнату заходили парами. В президиуме взрослые дяденьки. У одного, когда он поворачивался, живот жулькал о кромку стола. Я прыснула смехом, застыдилась и убежала из красного уголка. Пионервожатая нашла меня в коридоре, трясет за плечо: «Что с тобой, Люба?» Повела опять в кабинет, а я снова смех не могу унять. Брюхо-то у дяденьки толстое. У меня валенки огромные, я ими вожу по полу, оставляю мокрые следы. «Какие книги ты читаешь?» Я подумала, чем бы их удивить? Отвечаю: «Романы». Тут весь стол загоготал».

Люба сидела на кровати, смеялась, и мы все тоже расхохотались. Но я сделала замечание: «Смех наш неправильный!»

«Почему же неправильный?» — спокойно удивилась Люба.

«Разве можно смеяться над недостатками?» — возмутилась я.

Девочки загалдели:

«Если смешно! Хоть запрещай, хоть не запрещай. Смешно, и все!»

С ними не согласна.

3 ноября.Для живущих в школе-интернате сегодня была экскурсия на автобусе в город.

Нас высадили из автобуса на высоком берегу реки Туры. Недалеко здание с колоннами — краеведческий музей. Мы поднялись к Троицкому собору. За музеем городище, где стояла столица татарского ханства.