Агния Кузнецова (Маркова) - Твой дом

С этого дня жизнь семьи Ночек пошла по-другому. Ирма Сергеевна будила Стасю в шесть часов утра, когда той нужно было заниматься. Она ничего не говорила о женихах, только украдкой вздыхала, когда видела дочь с Новиковым или с Сафроновым. Теперь, когда нужно было оценить какой-нибудь поступок Стаси или выразить по поводу чего-либо свое мнение, Ирма Сергеевна долго думала, прежде чем сказать, вспоминала длинную беседу с генералом Сверчковым и с Фадеевой. Они убеждали ее и Павла Семеновича в том, что их слепая любовь к Стасе приносит ей только вред, что многие их взгляды в воспитании отстали от современной жизни.

Агриппина Федоровна знала, что Ночки в глубине души еще во многом отстаивают свои взгляды. Нужно было немало времени, чтобы перевоспитать Ирму Сергеевну и Павла Семеновича.

Но Фадеева видела: муж и жена поняли, что, как бы они ни старались привить свои взгляды Стасе, из этого ничего не получится.

Стася торжествовала. Торжествовали ее товарищи и подруги. Агриппина Федоровна не давала покоя своим ученикам, то и дело отправляла их к Стасе по одиночке и компанией.

Она вовлекла Ирму Сергеевну в родительский комитет школы, она несколько раз просила Трофима Калиновича побывать у Ночек, а Оксану Тарасовну – пригласить Ночек к себе в то время, когда у Сверчковых соберутся Верины подруги и товарищи.

…Осеннее небо плотно затянуто тучами. Воет ветер, и сеет косой дождь. В школьном зале царят сумерки. Комсомолки собираются на общее собрание, оживленными группами они стоят у стен, на середине зала, в дверях.

Елена одна сидит у окна. Окно выходит на улицу. Там блестит мокрый асфальт, разрезанный трамвайными рельсами, блестит крыша противоположного дома, белеет его мокрая, с подтеками стена, и по ней бьет сорванная бурей вывеска «Главный почтамт».

За окном сумрачно… На сердце у Елены так же, как и на улицах, темно и мрачно. Ей хочется плакать. Белый дом Главного почтамта напоминает родной дом, вспоминается мать, ласковая, чуткая, вспоминается утро, полное смятения и страха. Залпы орудий, взрывы бомб…

Отец, взволнованный, с рукой, растерянно хватающейся за висок… Видимо, головная боль… Это бывало у него в моменты нервных потрясений. Он секретарь райкома партии. Ему нужно дать необходимые указания тысяче людей, увезти из-под бомб жену и дочь. Город на границе, вот-вот будет окружен вражеским кольцом. Нет уже ни телеграфа, ни телефона…

Происходит чудо – через море огня отец прорывается за город, и машина несется по шоссе… Он сидит сам за рулем, позади жена и дочь. Солнце уходит за плотные тучи, и среди белого дня со всех сторон наползают сумерки. Поднимается ветер, и дождь начинает смывать с земли уже пролитую людьми кровь. Они прощаются. Они знают, что прощаются навсегда, и никакие слова, никакие улыбки, стянутые отчаянным усилием воли, не могут обмануть ни отца, ни мать, ни Елену.

Мать Елены садится за руль, и так же бешено машина несется вперед по шоссе, в потоке других машин, А отец лесом идет назад в город.

«Дорогая моя девочка, – часто говорила мать Елене, – твой дом не только там, где живем мы с тобой. Твой дом – вся наша родная земля. Не чувствуй себя на ней одинокой».

Она говорила так, точно знала, что ее Елена останется одна. В октябре 1943 года в больнице умерла мать Елены. А в те дни, когда Советская страна праздновала победу над врагами, Елена получила известие о том, что отец ее погиб в лагере Майданек.

Школа и комсомольская организация стали действительно родным домом для Елены, но все же они не могут полностью заменить ей настоящий дом с родительской лаской и заботой. Она тоскует о нем, плачет. Эта тоска пробуждается в ней чаще всего в осенние ненастные дни.

Ее невеселые мысли нарушает голос Веры Сверчковой.

– Товарищи, – говорит она, стоя за столом на сцене. – Общее собрание комсомольской организации нашей школы считаю открытым.

Елена бесшумно отодвигается от окна, ее лицо становится спокойным и светлым. Она замечает сбоку, недалеко от себя, беспокойные глаза Стаси и ободряюще улыбается ей.

– Прошу называть кандидатуры председателя и секретаря, – говорит Вера.

Кто-то из зала кричит:

– Вершинину!

– Вершинину, – говорит Вера и сама предлагает: – Стрелову. – Она видит, что в этот ветреный осенний день Елену снова терзают воспоминания, и ей хочется отвлечь подругу. – Кто против?

Зал безмолвствует.

Елена и Наташа Вершинина, маленькая пышка с кукольным румяным лицом, на котором всегда смеются синие круглые глаза и пунцовый рот, поднимаются на сцену.