Агния Кузнецова (Маркова) - Твой дом

Утром вместе с Верой она пошла в школу. Стоило ей только переступить порог родного каменного здания, тяжести как не бывало. Она здоровалась с подругами. Все они весело кричали, не слушая друг друга, о том, как провели лето, где были, что видели… Прежде всего они побежали в чистый, светлый класс, на дверях которого теперь сияла надпись: «9 класс «Б». Стася не хотела, как прежде, сидеть сзади. Она бросила свой портфель на вторую парту и, стуча по крышке кулачками, закричала :

– Девочки, кто со мной?

Через ее голову на парту упал новый красный портфель, и рядом с ней уселась раскрасневшаяся, веселая Вера.

– Я с тобой!

Затем девятиклассницы гурьбой побежали осматривать школу. В прошлом году в коридоре не было пестрой дорожки и не стояли, стройно вытянувшись в ряд, покрытые белыми салфетками этажерки с цветами.

Девочки заглянули в зал. Здесь было прохладно и пусто. На сцене стоял новый рояль. Девочки вбежали в зал и начали танцевать. Вера играла на рояле, а Елена держала двери, не пуская любопытных младшеклассниц, которые примчались к залу на звуки рояля.

Вскоре зазвенел звонок. С веселым шумом все ринулись в класс и разместились по партам. Елена вбежала последней и, бросаясь за парту во втором ряду, сообщила:

– Евгений Тимофеевич!

Вслед за нею стремительной твердой походкой вошел химик Евгений Тимофеевич.

Несколько месяцев ученицы не встречались с ним и снова, как и каждый раз, кто видел впервые этого старого учителя, удивились его не по годам энергичному и бодрому виду. Евгений Тимофеевич был влюблен в химию и любовью своей заражал учениц. По окончании школы почти половина девочек девятого «Б» собирались на химический факультет.

– Садитесь, – сказал Евгений Тимофеевич, строгим взглядом ясных голубых глаз присматриваясь к ученицам. – Ну-с, отдохнули, посвежели, поумнели! Хорошо! Хорошо! А теперь снова за дело!

– Снова за дело! – прошептала Стася и второй раз в жизни почувствовала, что ей хочется учиться, хочется по-настоящему, не ради отметок, а ради знаний.

Вера достала из портфеля новую тетрадь по химии, раскрыла ее, села поудобнее в свою любимую позу, откинулась на спинку парты и приготовилась слушать новое, интересное, важное… Она умела сосредоточиться над тем, что делала. Когда она слушала преподавателя, все остальные мысли покидали ее. Она, смеясь, говорила подругам: «Сяду за парту и приготовлюсь, в голове станет пусто, хоть шаром покати. Это я освободила место новым знаниям, чтобы им просторнее было укладываться». И эти новые знания укладывались в ее голове в стройном порядке: сначала самое важное, потом второстепенное. Ничто не забывалось, не ускользало.

Стася, напротив, не умела сосредоточиться на чем-то одном. Она слушала и в этот момент рисовала, рисовала и думала о рисунке, или в голову ей приходили различные мысли… Она думала о своем и слушала объяснения учителя.

– Ну-с, приготовились? – спросил Евгений Тимофеевич.

– Приготовились, – дружно ответил класс.

– Начинаем! – весело сказал Евгений Тимофеевич.

В это время открылась дверь и в класс вошла заведующая учебной частью Марина Николаевна. Тихая походка, медленные движения, седые волосы говорили о том, что прожито ею немало лет. Она спокойно поздоровалась с ученицами и сказала:

– Извините, Евгений Тимофеевич, я на одну минутку. Ночка, – обратилась она к Стасе, – зайдите в учительскую.

– Ага! Пожалуйста! – недовольно сказал Евгений Тимофеевич и сделал гримасу, точно у него внезапно заболел зуб. Он терпеть не мог, когда перебивали его урок.

Стася вышла в сопровождении Марины Николаевны.

Елена переглянулась с Верой.

Стася знала, что внизу ее ждет мать. Она спускалась по лестнице, поглядывала на Марину Николаевну и ждала, что та начнет пробирать ее за уход из дома. Но та молчала.

В учительской в самом деле были Ирма Сергеевна и Павел Семенович Ночки. Они долго разговаривали с Агриппиной Федоровной и с Мариной Николаевной, а утром у них был генерал Сверчков.

Стася побледнела, остановилась в дверях и наклонила голову. Ирма Сергеевна вскочила и со слезами бросилась обнимать ее. Павел Семенович в волнении мял серую шляпу. По измученному лицу видно было, что он не спал ночь. Он казался маленьким и жалким.

– Доченька, мы с отцом все простили, все забыли, мы ни в чем тебе перечить не будем, только вернись домой… – умоляюще заговорила Ирма Сергеевна.

Павел Семенович поморщился: жена говорила совсем не то, что нужно.