Юрий Рытхэу - Анканау

На длинном деревянном столе, выщербленном множеством порезов, высились горы склизкого светло-жёлтого жира — моржового и китового. Женщины проворно стучали пекулями, не переставая переговариваться. Языки их работали быстрее рук. Глядя на своих соседок, Анканау удивлялась их ловкости. Они почти не смотрели на свои руки.

А ей приходилось туго. У соседок уменьшились горы жира, а перед ней всё ещё высилась заметная куча. Пальцы скользили по костяной рукоятке пекуля, по столу, смазанному толстым слоем жира. Того и гляди, как бы пальцы не попали под нож.

Если бы на помощь не пришла Йиленэу, сидеть бы за столом Анканау до вечера.

Мелко нарезанный жир загрузили в автоклавы, и наступила передышка.

Женщины уселись на прибрежную гальку, поближе к воде, где берег не так был запачкан жиром и кровью зверя. Одни точили пекули, другие разговаривали между собой, обсуждая домашние новости, Йиленэу рассказывала об электрической швейной машине, присланной дочерью из Анадыря.

— Шьёт, как пулемёт, — хвалилась она, не видевшая другого оружия, кроме охотничьего. — Не успеешь нажать на педаль, как строчка готова. Первые дни никак не могла приноровиться. Шила рубашку, не рассчитала, наглухо застрочила рукава. Остановиться не может, всё трещит машинка, хотя материя кончилась… Как пулемёт.

Анканау сидела в сторонке и смотрела на море. Далеко гудели моторы. Если напрячь зрение, можно увидеть белые вельботы, слившиеся на горизонте с облаками. Море лениво и сонно дышало, набегая на гальку. Всё кругом пахло звериным жиром, и блестящая поверхность моря казалась смазанной салом. Чайки сидели возле прибойной черты, ожидая, когда волна слизнёт кусочек жира или мяса… Птицы смотрели круглыми красными глазами на девушку, словно выпрашивая у неё еду.

Анканау встала, подобрала кусочек жира и кинула в воду. Стая чаек набросилась на него, крича и накидываясь друг на друга.

Звук моторов становился всё явственнее. Приложив ладонь к глазам, Йиленэу посмотрела в море и объявила:

— Идут вельботы.

— Неужели кита ведут? — встревоженно спросила одна из женщин.

— Непохоже, — ответила Йиленэу. — Два вельбота.

Вельботы привели моржей. Большие туши почти скрывались под водой. Трактор подцепил их стальным тросом и вытащил на сушу. Вельботы снова ушли в море, а женщины принялись за разделку.

Работали на этот раз молча, сосредоточенно. Быстро отделили кожу с жиром, разрезали животы, показались лиловые, исходящие паром внутренности. Тяжёлый дух тёплого мяса затруднял дыхание, вызывал тошноту у Анканау. Она старалась не показать виду, но зоркие глаза Йиленэу заметили её состояние.

— Отойди пока и возьмись за кожу, — сказала она.

Две женщины, осторожно орудуя пекулями, отрезали ровный слой жира от кожи. Анканау встала у другого края. Боясь прорезать кожу, она оставляла на ней порядочный слой жира. Она чувствовала, что делает совсем не то, что нужно, но так просто стоять и ничего не делать было бы гораздо хуже.

— Кому ты столько жира оставляешь? — послышался голос за спиной.

Анканау обернулась и увидела мать. Рультына была в шерстяном костюме и в платке — в той самой одежде, в какой она пошла на работу к себе в сельсовет.

— Ничего, научусь, — храбро сказала Анканау и принялась на этот раз острожнее срезать слой жира.

— Дай-ка мне, — сказала Рультына и засучила рукава.

Анканау отдала ей пекуль, радуясь передышке.

Рультына взялась за работу. Жир будто сам отделялся от кожи и падал ровным слоем на блестящую гальку. Лента жира шла ровно, без обрывов. Даже неискушённому зрителю было ясно, что работает мастер своего дела. Остальные женщины приостановили работу, наблюдая за Рультыной.

— Смотри, запачкаешься, — сказала подошедшая Йиленэу. — Такой красивый костюм.

— Дочку же надо поучить, — сказала Папай. — А то пришла, как безрукая: ни жира нарезать не может, ни моржа разделать.

— Во-во, — поддакнула другая, — пером быстро водят, читают толстые книги, капроны носят, а простую моржовую кожу очистить от жира — умения нет.

— Что и говорить, нынче молодёжь такая: привыкли только рот разевать!

Анканау решительно шагнула к матери:

— Дай пекуль!

— Ты лучше смотри, — спокойно ответила мать. — Видишь, руку надо подкладывать под кожу. Тогда ладонью будешь чувствовать толщину. Ладонь держи под лезвием.

— Понятно. Давай пекуль.

Анканау присела на корточки и повела пекулем так, как учила мать. И всё же, страшась проткнуть кожу и порезать ладонь, водила рукой так, что на коже оставался ещё слой жира.