Виктор Астафьев - Прокляты и убиты

Теперь о расстрелах. Как следует из документов книги «Скрытая правда войны 1941 года» (издательство «Русская книга», 1992 год), всего наши карательные органы за войну расстреляли миллион человек и добились того, что против нас воевало более миллиона наших сограждан (о чем свидетельствует документальная книга «Война Германии против Советского Союза 1941–1945 г.», издательство «Аргон», г. Берлин, под редакцией Вепигарда Рюрупа).

Ко мне писали жители привяземской местности, где села переходили из рук в руки по семь-восемь раз. Жители этих сел боялись прихода не оккупантов-немцев – эти расстреляют и уходят, ибо отбирать у жителей больше нечего; осенью брали от колхозного урожая половину, в отличие от коммунистов, привыкших забирать у крестьян все до зернышка.

Вслед же за нашей армией тащилась не менее многочисленная армия карателей, которая жаждала работы, иначе на передовую отправят. Эти уж не щадили никого. Вот и настреляли миллион – старательные воины! Да ведь и семьи этих погубленных людей преследовались и погибали. Это сколько ж народу легло в землю по самому справедливому суду?!

Вот к разу пришло письмо Сажниковой Евгении Кузьминичны из города Александрова Владимирской области: «У моей подруги муж всю войну служил в этих войсках. Его мучили совесть и видения. Он пустил себе пулю в лоб сразу же после войны».

Редчайший случай! Большинство этих мясников и живодеров переместились в обслугу лагерей ГУЛАГа, и там продолжили они свое кровавое дело, расправлялись уже с теми, кто добывал победу на фронте и настрадался в окопах, в плену, приняв полной мерой смертельные муки.

Кстати, не о красных коммунистах, не о черных фашистах, а просто о человеке нашего времени, о его, так сказать, моральных качествах и духовном величии. Когда в Польше мясничил эсэсовский батальон, истребляя евреев, на гастроли в Варшаву приехала из Берлина труппа артистов, по-нашему – агитбригада, так люди искусства попросили эсэсовцев дать им возможность лично пострелять евреев. В Германии находились желающие «посмотреть и пострелять», но находились и те, кто отказывался стрелять, и личным приказом Гиммлера такие немцы не преследовались, а у нас судили, гноили и стреляли только за «недонесение» – вот и вся разница между гитлеровским и нашим матереющим фашизмом.

Но и тут существуют странности иль противоречия определенного толка: евреи, так любящие пожалеть себя и высказать обиды всему человечеству за свои страдания и гонения, если им выпадала возможность пострелять и сотворить насилие над братьями своими в Боге, отнюдь не игнорировали такую возможность и творили насилие с не меньшей жестокостью, чем их гонители.

Председатель или секретарь, или как они там себя сами именовали, Киевского ВЧКа Блюмкин в восемнадцатом году пустил в расход, не считаясь с национальностью, десятки тысяч людей и сам лично расстрелял две тысячи человек. Уставая от кровавой работы, перепоручал он это утомительное дело своей жене, а та, натаскивая свою восьмилетнюю дочь, давала маузер девочке. Думаю, что не менее горячие последователи Блюмкина – Троцкий, Дзержинский, Урицкий, Менжинский и прочие «друзья и спасители русского народа», ведомые жидо-чувашом, скрывавшимся под псевдонимом Ленин, – творили не менее чудовищные дела и закономерно утонули в невинной людской крови.

Вообще евреи, оказываясь в стайке, совсем не похожи на того чудаковатого мирнягу и недотепу, коего так любят изображать они в своей литературе и всяких разных произведениях искусства. Не так уж давно, едучи в компании, называемой «культурной миссией России и Украины», попал я на встречу с еврейскими писателями в Иерусалиме. Эти культурные евреи, в большинстве своем прибывшие в Землю обетованную из России, сделали все, чтобы поглумиться над гостями, среди которых половина, если не больше, были уже преклонного возраста. Вообще хозяева делали вид, что им нас-таки навязали, никто нас не встретил, и пожилые люди, были среди нас и старики, до изнеможения набродились по каменным лестницам и уступам древнего города, пока нашли какую-то забегаловку, в которой, тесно набившись, наши недавние соотечественники напустились на нас со злобными упреками, критикой за то, что мы еще живы и смеем куда-то ездить, говорить и даже писать, и писать лучше их, таких передовых и остромыслящих. Нам не предложили даже стакана чаю, и с горестью думал я, слушая этих брызжущих ядовитой слюной мыслителей, что или они плохие ученики, или мы никудышные учителя – за несколько столетий так и не научили евреев широко у нас распространенному, давно и всеми чтимому российскому гостеприимству.