Александр Бартэн - Всегда тринадцать

В первых же фразах ответа, среди имен, названных девушкой, таких известных, как Кроне, Шуман, Саразани, Дезерт услышал и свое имя.

Девушка продолжала отвечать. Она была очень юной Тоненькая, и брови тоненькие. И веки чуть припухшие — может быть, оттого, что в ночь перед экзаменом мало спала, перечитывала конспект.

Еще раз различив свое имя, Дезерт не удержался иобратился к Мореву:

— Мне интересно, что она сказала. Переведите!

Морев объяснил, что студентка обрисовала основные тенденции.

— Тенденции? Какие именно?

— Видите ли, господин Дезерт, речь шла о цирке капиталистических стран, о том, что творческие интересы отступают в нем на второй план и цирковое искусство принуждено, как и всякий другой товар, подчиняться законам купли-продажи.

— Совершенно верно! Так, и только так! — подтвердил Дезерт. Его по-совиному округлые глаза стали жесткими, даже колючими. И все же заставил себя улыбнуться: — Надеюсь, знания этой девушки получат высокую оценку?

Морев, переглянувшись с педагогом, ответил:

— Вы не ошиблись, господин Дезерт. Мы также считаем, что ответ свидетельствует о хорошем знании предмета!

Покинув аудиторию, двинулись дальше. Из зрительного зала доносились рулады трубы, всплески медных тарелок: там теперь репетировали музыкальные эксцентрики. На повороте столкнулись с королем: он спешил, обеими руками придерживая полы горностаевой мантии, а на голове подпрыгивала золоченая корона. За королем — солдат: ботфорты выше колен, медные плошки-пуговицы, приклеенный картонный нос. Посторонился, по-потешному отдал честь.

— Начинается урок сценического искусства, — объяснил Морев. — Учебный план училища предусматривает всестороннее развитие молодого артиста. Куда же теперь, господин Дезерт? Быть может, вас интересуют приемные испытания?

— Меня интересует все! — упрямо повторил импресарио.

До сих пор Дезерт не очень жаловал вниманием своего провожатого. Теперь же окинул его испытующим взглядом:

— Если не ошибаюсь, в прошлом вы были артистом, господин…

— Моя фамилия — Морев. Да, я работал многие годы эквилибристом. Однако случилось несчастье: я оступился на репетиции, попортил ногу, и тогда.

— И тогда вас взяли сюда, в училище, — понимающе кивнул Дезерт. Он чуть не добавил: «Вам очень повезло!»

Конечно же повезло! Сколько раз, приглядываясь к артистам, достигшим среднего возраста, Дезерт читал в их глазах затаенный страх. Иначе быть не может, если ты под ударом. Даже если еще сполна владеешь своим телом, и фигуре не изменила стройность, и по-прежнему каждый мускул упруг — все равно ты уже под ударом. Старость, цирковая старость не за горами, а молодые, теснясь у манежа, с волчьей жадностью подстерегают момент, когда ты дрогнешь. Иначе быть не может. Ни жалости, ни пощады цирк не знает. Считай, что тебе повезло, если напоследок сумел устроиться в униформу или на какую-нибудь подсобную закулисную поденщину. Да, цирк никого не щадит, и этому русскому повезло!

Все было готово к началу приемных испытаний. Члены комиссии (целый синклит!) восседали за длинным столом, расположенным в глубине комнаты, а спереди, по обе стороны от широкой ковровой дорожки, дожидались своей судьбы поступающие: по одну сторону девочки, по другую — мальчики. Что касается матерей. Формально они отсутствовали, но, поскольку испытания проводились на первом этаже, матери имели возможность толпиться за окнами и всячески ободрять сквозь стекло — каждая свое чадо. Наконец появился директор. Сразу, еще не заняв председательского места, весело сказал:

— Здравствуйте, ребята!

Ответили громко, но вразброд.

— Что, что такое? — поморщился директор. — А ну-ка, повторим дружнее! Вот так! Совсем другое дело! — И обратился к секретарю приемной комиссии: — Какая явка у нас? Все явились по списку?

Тот еще раз провел беглую перекличку, а директор, увидя Дезерта, пригласил его сесть рядом с собой:

— В нынешнем году мы решили особое внимание уделить комплектованию детских групп. Чем раньше начнешь — тем большие результаты!

Перекличка окончилась. Члены комиссии — педагоги училища, в прошлом цирковые артисты, — пытливо вглядывались в подвижные, но еще нечеткие, как бы недопроявленные детские лица. Что привело сюда ребят?

Здесь были дети, привороженные яркой праздничностью цирка, еще не знающие, какой ценой — неустанным трудом, полной самоотдачей — придется расплачиваться за эту яркость. Не все устоят. Некоторые дрогнут, отступят, уйдут. Других привело родительское тщеславие: «Дочка у меня такая миленькая, ей так к лицу гимнастический костюмчик. Пусть станет цирковой артисткой, по заграницам кататься будет!» И эти отсеются вскоре, им не под силу окажется настоящий труд.