Вадим Собко - Стадион

— Что с вами случилось, Генри? — сказал он, становясь на цыпочки и стараясь потрепать баскетболиста по плечу.

— Хотите знать, что? — Шорт схватил Шиллинга за свитер на груди и сильно тряхнул. — Сейчас я вам скажу — что: я не согласен так играть. Если этот Джилькс, — он указал на одинокую, забившуюся в угол фигуру, — еще раз появится на поле, я немедленно прекращаю игру, и никакие контракты не заставят меня прикоснуться к мячу. Проиграли, так надо честно это признать, а не калечить людей. Мне от стыда хотелось убежать с поля за сто километров.

— Что–то вы распелись, — отозвался Джилькс, — как бы потом не пришлось плакать, Шорт!

— Посмотрим, кто из нас будет плакать, — сказал Шорт, — во всяком случае рекомендую вам на поле не появляться. Лучше бы вам избрать другую сферу деятельности. Понятно?

Шиллинг почувствовал, что атмосфера в раздевалке стала слишком накаленной, и поспешил прекратить разговор.

— По–моему, вся эта история не стоит выеденного яйца, — заявил он. — Джилькс славный парень, и я уверен, что к следующему матчу вы с ним помиритесь.

— Не надейтесь, Шиллинг, — не вставая с кресла, сказал Том Гаркнес. — Я тоже уйду с поля, если на нем хоть раз еще появится Джилькс.

— Ах так! — воскликнул Шиллинг. — Я сделал все, чтобы помочь вам выиграть, а вы еще меня и упрекаете! Вы бездарности, вы не баскетболисты, а телеграфные столбы! Вы чуть не проиграли русским, чуть не осрамили Америку и еще недовольны тем, что я вас выручил. Стыд! Позор!

— Да, мы недовольны, — ответил Гаркнес, — я не желаю выигрывать таким способом. И вообще, какого черта вы нам не разрешаете разговаривать с русскими? Они славные ребята и здорово играют в баскетбол. Еще один такой случай, и я обо всем расскажу корреспондентам. Вы меня знаете, и я вас не боюсь.

— Что вы плетете, Гаркнес? — всплеснул короткими, жирными ручками Шиллинг. — Ведь они коммунисты! Они наши главные враги и противники, они реальная угроза для нашего американского образа жизни. Как вы смеете так говорить?

— А мне на это наплевать, — Том небрежно плюнул в сторону Шиллинга. — Теперь я уже знаю, какая они угроза. Такие же точно люди, как и мы, ни больше ни меньше. Можете не волноваться, заразиться коммунизмом я не боюсь, но предупреждаю всех, что ломать им ноги на поле не разрешу. Понятно?

— Помните, — истерически выкрикнул Шиллинг, — что дружба с русскими граничит с изменой!

— Вот дурак! — сквозь зубы сказал Шорт, садясь в кресло спиной к менаджеру. — Убирайтесь–ка отсюда, а то могут быть неприятности.

Он произнес это спокойно, но тренер понял — оставаться здесь рискованно, лучше исчезнуть, Утро вечера мудренее. Утром все успокоятся.

— Вы мне нужны, Джилькс, идемте, — сказал он, и Джек Джилькс послушно поднялся с места.

Они вышли вместе среди общего молчания. В раздевалке надолго воцарилась тишина. Спортсменам не хотелось разговаривать. Их не покидало ощущение стыда. О том, чтобы выйти на стадион, не могло быть и речи, словно грязный поступок Джилькса набросил на всех черную тень. Лучше всего сейчас поехать в гостиницу и сидеть там все время, а на стадионе появляться только на матчах. Приятная перспектива, нечего сказать!

— Знаешь, Генри, — сказал Том Гаркнес, когда они выходили из раздевалки, — мне очень хочется пойти к нему. Разумеется, извиняться нечего. Мы в этом нисколько не виноваты. Но мне хочется, чтобы он знал — не все такие, как этот прохвост Джилькс.

Хотя Том не сказал, к кому он хочет зайти, Генри Шорт сразу понял его и в первую секунду испугался.

— Шиллинг нас посадит в тюрьму, — возразил Он.

— За что? Думаю, что это не так–то легко. Он только говорит так. Но если ты не хочешь, то я, наверное, найду себе компанию среди ребят.

— Нет, я пойду, — ответил Шорт, — но позовем и ребят. Вместе веселее.

— Правильно, — одобрил Том и вернулся к баскетболистам.

А в тренерской комнате, куда вошли Шиллинг и Джилькс, шел совсем другой разговор. Шиллинг отнесся к словам Генри Шорта равнодушно. Завтра все пойдет по–старому, а матч выигран, и это самое главное. Как говорится, «победителей не судят»… А какими способами одержана победа, никого не интересует. Важно, чтобы она была записана в протоколы соревнований, а всякие особые переживания сюда не заносятся — значит, и беспокоиться не о чем. Шиллинг сел за стол, весело взглянул на Джилькса и довольным тоном сказал:

— Отлично сделано, я вами доволен!

— Не думаю, чтобы мистер Стенли был тоже доволен, — неожиданно ответил тот.