Леэло Тунгал - Четыре дня Маарьи

Конечно, ее разочарование было сильнее моего: Стийна чуть ли не с самого рождения пишет стихи, и она небось не только хотела посмотреть город Ригу, но и поглядеть вблизи на известных писателей, может быть, и тетрадку со стихами прихватила… Поездом ехать очень удобно, гораздо удобнее, чем в автобусе, но… откуда у нас столько денег! Попросить у тети? Да если она услышит, что мы хотим ехать одни, тогда на поездке надо поставить крест. Отныне и навеки. В любом случае.

Стийна посмотрела на меня как обычно — исподлобья — и глухо сказала:

- Знаешь, Маарья, давай просто так отправимся.

- Куда?

- Все равно. Остановим первую же попавшуюся машину и поедем, куда повезут. Знать маршрут наперед за два года неинтересно.

- Отлично!

- Но мы все-таки могли бы встретиться в Риге, — предложила Аэт.

- Деньги, деньги! Money, money! — спела я. — У нас уж такие низменные наклонности: хотим есть и платить за билеты. Если первая же попавшаяся машина случайно отвезет нас именно в Ригу — тогда конечно. В шесть часов перед собором. В качестве опознавательной приметы держи в руках десять газет и букет ромашек в зубах.

Теперь уже Аэт чуть не плакала. Но мне не было жаль ее. Ничуть. Если бы она была настоящей подругой, она тоже отказалась бы от поездки.

- Может, позволишь мне все-таки переодеться? — спросила я.

Только теперь Аэт и Стийна обратили внимание на мой "дорожный костюм молодой дамы".

- В вашем распоряжении сегодня на арене подающая надежды попрыгунья Маарья Пярл и ее тетя, мастер портняжного искусства Мария Перлинг, девичья фамилия Перлинг! — объявила я и для пущего эффекта сделала несколько прыжков, как в эстонской польке.

Они чуть не лопнули со смеху.

Я принесла из передней свою спортивную сумку и принялась переодеваться, чтобы принять нормальный человеческий вид. Аэт то и дело поглядывала на часы, но я переоблачалась с флегматической старательностью. Наверное, в пятилетнем возрасте я застегивала свою блузку так же медленно. Стийна поставила сборник Энно обратно на полку и провела пальцем по корешкам книг. Я знала, что в комнате у Аэт нет и четверти библиотеки Паррестов, хотя здесь были три внушительные полки и один старинный книжный шкаф. Вот в кабинете самого старого Парреста — там Стийне было бы что почитать! Но туда нам заходить не полагалось — я была в кабинете Парреста лишь один раз, когда Аэт знакомила меня со своим отцом. Писателя Парреста окружали ковры и книги, из окна падал золотистый от пыли луч солнца, какой можно увидеть только в помещении библиотеки. Отец Аэт сидел за черным письменным столом, на голове у него была вязаная шапочка. Он положил на стол ручку (что была абсолютно необычная ручка, не какая-нибудь самописка или шариковая), встал, протянул мне влажную, мягкую руку и сказал совершенно серьезно: "Очень приятно. Надеюсь, что вы с моей дочерью дополняете одна другую". Его слова смутили меня — разве же я могу как-то дополнять такую умную девочку? Аэт — меня, другое дело. Потом я спросила у Аэт, не могла бы она дать мне почитать "Жана Кристофа" — серебристые корешки томов этого романа я заметила на полке рядом со столом ее отца. Но Аэт сказала, что ей нельзя брать книги из отцовского кабинета, и ее объяснение показалось мне ужасно странным. Моя мать библиотекарша, и я могла взять у нее любую книгу. Только иногда мама говорила: "Тебе будет скучно читать это". В большинстве случаев так оно и было. Неужели Паррест собирает только скучные книги? Спросила об этом у Аэт. Она покраснела и рассказала о заведенном в их доме порядке: каждый год в день рождения дочери, третьего мая, отец дарит ей один «шедевр» со своей полки, который должен соответствовать кругу чтения Аэт в достигнутом ею возрасте. Кроме того, он приносит в комнату дочери еще кучу книг без дарственных надписей и говорит: "Теперь тебе пора прочесть и эти произведения".

Господи помилуй! Да я бы умерла от разочарования, если бы мне в день рождения дарили старые вещи или книги, которые все равно до того были дома у меня под рукой! Я спросила, что получила Аэт в последний день рождения. Оказалось, "Джэн Эйр" на английском языке. Ну конечно, ведь Аэт учится в школе с языковым уклоном! Но сообщение, что к шестнадцатилетию ей подарили "Таинственный остров", подняло меня в собственных глазах: я-то прочла его уже в четвертом или пятом классе. В тот раз я сказала Аэт в утешение, что к ее шестидесятилетию отец, возможно, успеет перенести в комнату дочери половину своих книг.