Ребята свернули с Большой Полянки в один из проходных дворов. Мысли всех четырех, раз получив толчок, уже развивались в одном направлении. Мало ли на свете занятного. От неистовых вспышек за стеклами цинкографии перешли к разрядам электричества, к вольтовой дуге, к сварочным процессам, а там уже к электрометаллургии, к плавлению ферросплавов, к переработке бокситов в легкий «летающий» металл алюминий.
Каждому приятно было послушать, но еще приятнее было поговорить, поделиться знаниями, почерпнутыми из разных книг, показать, что и он тоже кое о чем на этом свете уже слышал.
Надо бы Воронину проститься у переулка, возле той огороженной и замощенной площадки на углу, куда в дни войны так часто приводили, держа на веревках, как под уздцы, дутые, мягко рвущиеся из рук аэростаты заграждения, но очень хотелось снова дождаться своей очереди и рассказать о Жуковском и Чаплыгине — великих теоретиках воздухоплавания… Пришлось пойти дальше. Достигли и конечного пункта во дворе, возле ноздреватого камня у «красного» дома, но и тут прощание сегодня затянулось.
Во многих окнах засветился вечер, а разговоры все еще продолжались.
Вдруг из дворового мрака подкатил к самым ногам футбольный мяч. Алеша с пробудившимся внезапно инстинктом хватил по мячу изо всей силы носком. Но подоспевшие тут малые ребятишки ловко отпарировали удар. Эге, это уже было вызовом! Алеша принял вызов, тряхнул стариной, ринулся один против доброго десятка малолетних дворовых спортсменов, чьи суетливые движения и жаркие возгласы пробудили в нем давно заглохший азарт. Алеша подставил под летящий мяч голову в треухе, мяч отскочил по высокой параболе, но уже секунду спустя опять зашуршал ему навстречу по твердому, утоптанному снегу. «А-а-а, так вы так!» Алеша повел мяч по земле, обводя своих настойчивых противников. Вскоре он растворился в глубинах темного двора, а когда победителем вернулся к камню у «красного», здесь поджидал его один Толя.
— Ну, куда тебя понесло? — сердитым шепотом встретил он его. — Куда? В такую минуту!
— А что? Какая такая «минута»?
— Увязался за малышами, когда он тут самое позарез нужен.
— Да что случилось? Зачем я тебе?
— А затем… Костя, знаешь, что сказал? Костя стал прощаться и вдруг говорит: «Когда же вы в комсомол подадите?»
— Спросил?
— Говорит, чтоб подавали!
— Нет? — Алеша набегался за мячом, а теперь еще больше ослабел от этой новости и мог произносить лишь отдельные, отрывочные слова.
— И Анисимов у него будто спрашивал то же самое.
— И Анисимов? Толька! Ой!.. Подадим?
— Смотря, какие будут отметки в четверти.
Алеша обнял приятеля и повел его снова прочь со двора: надо хорошенько обсудить вопрос!
Они миновали одни ворота, и другие, и третьи. Все вокруг оставалось таким знакомым, привычным: и стены домов с плакатами, и дворовый детский уголок за оградой с сохранившимися от давно минувшего праздника бумажными цветными фонариками, съежившимися от инея. Люди возвращались с работы по домам. Грузовая машина с картофелем загородила в одном месте путь, — с угрожающим рычанием она маневрировала на узком пространстве, приноравливаясь к подвальному люку, чтобы удобнее было ссыпать из кузова доставленный груз. Все-все вокруг оставалось простым и будничным в эти особенные, быть может на многие годы памятные минуты…
Ребята и не заметили, как вновь очутились на Большой Полянке, возле той же цинкографии.
— Да что ты, в самом деле! — настойчиво убеждал Алеша. — Подадим — и все! Ну, раз сам Анисимов спрашивал!
— Мало ли что! Мы слово дали, чтоб ни одной тройки, и слово свое должны сдержать, — упрямо возражал Толя. — На нас надеются. Евгения Николаевна ждет, и все ждут.
Мимо них, замедляя ход, проскрежетал трамвай — неподалеку была конечная остановка, — и кто-то с площадки вдруг окликнул:
— Громов!
Алеша безучастно глянул на этого человека в короткой меховой тужурке, в круглой мохнатой шапке и отвернулся. Должно быть, показалось…
— Ну, что? — продолжал он уговаривать товарища. — Я тебе заранее могу сказать, ничего теперь плохого ни по алгебре, ни по другим предметам с нами случиться не может.
— И я так считаю. Вот и давай дождемся своего, придем в комсомол с пятерками и четверками.
— Ну, раз Анисимов сам говорит! Понимаешь? — начинал сердиться Алеша. — И Анисимов, и Костя Воронин… Ну!
— Потерпим! Зато будут у нас в райкоме спрашивать, а мы уже не обещаниями ответим, а табелем. Лучше потерпим. Не много ведь и осталось.
Читать дальше