Воронов скользнул взглядом по аудитории. Головы студентов начали приподниматься от тетрадей. Можно продолжать дальше.
Когда он снова взглянул во второй ряд, девушка с белым воротничком отложила карандаш. Теперь Воронов мог рассмотреть ее лицо — тонкое, чуть удлиненное, немного бледное. Оно будто светилось белизною под пышной россыпью волос, отливающих темной бронзой, и оттого казалось почти прозрачным.
Воронов прошелся меж рядов и снова задержал свой взгляд на незнакомке. За годы работы в университете перед глазами его прошло немало девичьих лиц. И скромных, и застенчивых, и привлекательных, и очень красивых. Но сейчас… Воронов, едва ли признался бы в этом самому себе, но он только и ждал, чтобы она подняла голову, и он снова. мог увидеть ее глаза. Они были опущены к тетради. Тогда Воронов сказал:
— Явление плеохроизма удобнее всего наблюдать под микроскопом. Представьте себе кристалл минерала… — Он подошел к доске и, начертив скошенную призму кристалла, обернулся к аудитории: на него снова смотрели большие, ясные, как небо, глаза. Голос Воронова зазвучал с новой силой:
— Пусть это будет кристалл роговой обманки. При положении, изображенном на доске, мы увидим его окрашенным в сине-зеленый цвет. Однако стоит повернуть столик микроскопа, как тот же кристалл окажется светло-желтым.
Воронов показал, как меняется при этом поглощение соответствующих лучей спектра, и продолжал:
— При том же положении граней кристалл минерала катафорита изменит окраску с желтовато-красной на зеленовато-бурую.
Он снова показал схему поглощения световых колебаний и отошел от доски.
— Еще более интересную смену цветов можно наблюдать у минерала глаукофана. Представьте ясное безоблачное небо, постепенно заливаемое фиолетово-красным огнем заката. Вот так же от голубой, почти синей, до яркой красно-фиолетовой меняется окраска щелочного амфибола глаукофана.
Воронов чуть помолчал, будто присматриваясь к нарисованной им картине, затем спросил:
— А не приходилось вам бывать на море? Если приходилось, вы, наверное, видели, как меняется цвет морской глади, когда солнце вдруг скроется за тучу. Из голубой, почти синей, она становится сине-зеленой и даже зеленой. Так меняется цвет минерала рибекита.
Он посмотрел в окно, на пожелтевшие деревья в сквере:
— Ну, и все вы, конечно, наблюдали, как переодевается с приходом осени береза. Ее изумрудно-зеленая листва меняется почти на глазах. Но не блекнет, а словно обновляется. И приобретает такую чистую окраску, будто ее подзолотило само солнце. Вот так же ведет себя пироксен федоровит…
Люся отодвинула тетрадь в сторону. Вот тебе и скучная наука! Она ожидала потока цифр и химических формул, а в аудитории шумело море, горел закат, шелестела листва деревьев.
Минералы — эти холодные неодушевленные камни, которые казались прямой противоположностью живым цветам, траве, деревьям, вдруг словно ожили. Тончайшие всплески энергии заструились под действием квантов света по ажурным конструкциям кристаллических решеток, вызывая в глазах людей то, что называют красной, фиолетовой или золотистой окраской.
Но сколько превращений испытывал световой луч, прежде чем вырваться из лабиринта ионных построек! Немудрено, что окраска минерала то горела ровным пламенем, то рвалась сверкающим потоком, будто из самых глубин камня, то мерцала и переливалась всеми цветами радуги, создавая неповторимую игру света на всей поверхности.
И обо всем этом Воронов не просто рассказывал. Он тут же, по ходу лекции, быстро размалывал кристалл темно-синего галита в порошок, и порошок оказывался снежно-белым. Или направлял луч электрического света на изумрудно-зеленый александрит, и тот становился зловеще-красным. Или чертил по фарфоровой пластинке латунно-желтым пиритом, и все с удивлением убеждались, что черта была зеленовато-черной.
А когда включили люминоскоп и какой-то серый, совсем невзрачный минерал под действием невидимых ультрафиолетовых лучей окрасился в мягкий бархатисто-голубой цвет, Люся чуть не вскрикнула от изумления.
— Ой, что это за минерал? Я не расслышала, — шепнула она сидящему рядом Ивану.
— Это шеелит, — обернулся тот. — А почему вы не пишете? В учебнике не все найдешь.
— Да я… Все равно ведь мне надо с начала переписывать, — смутилась Люся и придвинула тетрадь.
Но в коридоре уже послышался звонок. Воронов поинтересовался, все ли ясно, и вышел из аудитории.
Читать дальше