Владимир Корчагин - Путь к перевалу

И вдpyr Андрей подошел к ней сам:

— Разрешите и мне поблагодарить вас, Таня.

— За что? — задохнулась она от неожиданности. — Это мне вас надо бы…

Она заглянула ему в глаза и смутилась.

— Я должна… Я хотела сказать вам…

— И мне нужно поговорить с вами.

— Так приходите к дубу… Вечером.

Он молча кивнул и, видимо, хотел еще что-то сказать, но в это время раздался топот копыт, и храпящий взмыленный конь почти обжег Таню своим дыханием. Она отпрянула в сторону.

— Эй, начальник! — крикнул Михаил, осаживая лошадь. — Шпарь в правление. Из города звонят, срочно тебя требуют. Бенецианов какой-то. Через пятнадцать минут опять позвонит.

— Через пятнадцать минут? Но я не успею до села дойти.

— А садись на Чалого. Мигом домчит! — Михаил, спрыгнув с лошади, подвел ее к Андрею.

Молодой, видимо, необъезженный жеребчик грыз удила, кося налитыми кровью глазами.

— Что, испугался?

Бардин вспыхнул:

— Давай! — Он выхватил повод и махнул в седло.

Ничего себе, — осклабился Михаил. — А ну, держись!

Он взмахнул плеткой и хлестнул Чалого по брюху. Конь дико рванулся в сторону и сбросил Андрея на груду фосфоритовых желваков.

Таня кинулась к нему.

— Андрюша!

Глаза его были закрыты. На губах проступила розовая пена.

Сбежались ребята. Таня растерянно оглянулась по сторонам, потом крикнула:

— Да что вы все уставились! Митька, лови Чалого, быстрее! И в село — за доктором.

Как всегда, ровно в девять утра Юрий Дмитриевич Воронов поднялся по широкой лестнице вестибюля и прошел в свой рабочий кабинет.

Впрочем, едва ли можно было назвать кабинетом эту большую комнату, где было тесно от приборов и корпевших над ними людей. Когда-то все здесь выглядело иначе. Посреди комнаты стоял старинный стол с резными тумбами, а вдоль стен поблескивали стеклами высокие черные шкафы, доверху заполненные минералами, которые хозяин кабинета собрал чуть не со всего света. К минералам этим почти никто не притрагивался, так же, как и к книгам, штабелями сложенными на шкафах, между шкафами и даже на сиденьях мягких кресел. Но вид их придавал кабинету особую значимость, так что даже коллеги профессора входили сюда почтительно, осторожно ступая по мягкому ковру, и говорили не иначе как вполголоса.

Теперь не стало ни ковра, ни кресел, ни массивного письменного стола. Шкафы вынесли в коридор, минералы сдали в музей, книги снесли в библиотеку. Торжественная тишина сменилась гудением приборов, лязгом инструмента, молодыми голосами лаборантов и инженеров.

Совсем другим был теперь и хозяин кабинета. В отличие от своего маститого предшественника, который любил сидеть в одиночестве, лишь время от времени вызывая к себе сотрудников, новый заведующий кафедрой перевел своих помощников поближе к себе. Ему не мешал ни шум приборов, ни деловой разговор. А нередко случалось так, что и сам доцент сбрасывал пиджак и становился за тиски или брал отвертку либо паяльник.

И это никого не удивляло. Это было столь же обычным, как и горячие споры, которые велись тут по вечерам и в которых на равных правах принимали участие все, начиная с заведующего кафедрой и кончая техниками-прибористами. Впрочем, сам Воронов при этом больше молчал, лишь направляя нить спора. Он вообще говорил мало, только тогда, когда этого требовало дело, и ровно столько, сколько необходимо было для дела. Болтунов, которые по любому вопросу могли говорить часами, он просто не терпел, и потому на факультете, особенно в последний год, за ним закрепилась слава молчальника. Зато работал Воронов, не считаясь ни с чем. Здесь, в кабинете, его можно было видеть и днем, и вечерами, и в воскресные дни, а иногда и в праздники.

Подстать себе он подобрал и помощников. Воронов был для них почти богом. Но это не мешало им держаться с ним просто, как с равным, с жаром отстаивать свою точку зрения на тот или иной вопрос, из которых слагалась общая проблема, решаемая кафедрой.

Проблема эта поставлена Вороновым. Она была новой и необычной. Новы и необычны были и методы ее решения. Десятки лет ученые-геологи знали о работах ученых-физиков так же мало, как ученые-физики о работах геологов. А между тем бились они нередко над одним и тем же, но шли своими путями, сталкивались при этом с неизбежными трудностями и становились иногда в тупик, разделенные резко очерченными границами своих наук.

Так было многие годы. Никто не решался перешагнуть этот рубеж. Никто не хотел ломать привычные формы работы. Но это становилось вес более необходимым. Сам ход развития научной мысли пробивал в извечном барьере одну брешь за другой. Одной из них и стала выдвинутая Вороновым проблема— проблема изучения внутреннего строения минералов методом радиоспектроскопии.