Прибывшие угадывались по неловким движениям, по страху и ошеломленности, застывшим на их лицах. Большинство из них угнали на полустанок Большие Дрогали, чтобы доставить материалы, необходимые для окончания строительства.
Швальбе нетерпеливо поглядывал на дорогу, по бокам которой горбились землянки, обнесенные колючей проволокой и глубокими рвами; его беспокоило, как бы партизаны в отместку за Волгину не совершили налета на обоз.
С ним рядом стояли Курц и Тимофей Стребулаев. Курц был, по обыкновению, пьян и тупо улыбался, а с лица старосты не сходило выражение мрачной тоски. Ридлер уважил его просьбу и послал жителей Красного Полесья на погрузочные работы; никто здесь не знал, что это он предал Волгину, но где порука, что не узнают? Может, кто-нибудь из тех, что сейчас приволокут телеги, уже встречался с его односельчанами… Страшно было ходить здесь, ежеминутно ожидая разоблачения, а при мысли, что скоро нужно будет вернуться домой, где, возможно, ждут его соседи, становилось еще страшней: на строительстве все-таки танки, пулеметы, много солдат…
Он вздохнул и, отойдя от немцев, сам не зная зачем, забрался на крутую насыпь.
Здесь вместе с другими строителями, утрамбовывая землю, постукивал кувалдой Степка.
— Поставь на другую работу — присматривать за чем-нибудь, — попросил он угрюмо. — Что я — каторжник, что ли?
— Мне надоть, чтобы ты тут работал… с кувалдой… Понял? — со злобой прошептал Тимофей и, положив на его плечо руку, заговорил во весь голос ласково и с печалью. — Ничего, Степушка, не могу для тебя поделать. Знаешь, такой же я подневольный, как и все… без веса, без правов. Самого пороли… Терпи, сынок! Думаешь, мне-то легко смотреть на тебя? На остальной люд — легко? Кровью сердце обливается, да — эх!.. Терпи, милый!
Он провел по глазам рукой и хотел еще что-то сказать, но, взглянув на дорогу, замолчал: из селя выезжал обоз. Людей, запряженных в сани, было плохо видно; отчетливее был заметен исходивший от них пар — он, как мутное облако, плыл над подводами. На минуту замер весь строительный шум. Люди с ужасом смотрели на это облако.
— Ну, пферде! Иго-го! — неслось с дороги. Сбежав с насыпи, Тимофей в ожидании закурил. Тяжело скрипели сани, доверху нагруженные сталью, железом и пузатыми бочонками. Люди, запряженные в них, шатались из стороны в сторону; под ноги им падали капли пота, смешанного со слезами.
На первых санях, нагруженных двутавровыми балками, сидел фельдфебель с бульдожьим лицом. Глядя на мутное небо, он курил, выпуская дым затейливыми колечками.
Маруся Кулагина, Вера Никонова и Нина Васильева шли, запряженные в третьи сани. Уж много раз касались их спин острия штыков, а в ушах пьяно звучало:
— Ну, пферде! Иго-го-го!
— Нет, не упаду… Еще немного, совсем немного! — как заклинание, жарким шепотом — повторяла Маруся. Другим можно было упасть: они рисковали только собой… А если упадет она или кто-нибудь из ее подруг и немцы увидят гранаты — останется целым строительство, сорвется «катина ночь», погибнет Чайка.
— Бодрее, девчата, бодрее!..
Передние сани подъехали ко рву перед насыпью. Фельдфебель спрыгнул наземь и отрапортовал начальнику строительства, что все материалы доставлены полностью, на станции ничего не осталось.
— Разгрузийт в два счета, — отрывисто приказал Швальбе Тимофею.
Стребулаев подбежал вплотную к саням.
— Родненькие! — Стараясь возвысить свой голос над грохотом бетономешалок, он побагровел от натуги. — Не от себя… по подневолью приказываю: выпрягайтесь скоренько и разгружайте… Богом прошу, чтобы без сопротивления… Злы немцы… Эх, милые, душа скорбит…
Увидев Кулагину, высвобождавшуюся из оглоблей, он испуганно смолк.
Обождав Веру и Нину, Маруся вместе с ними, пошатываясь, пошла вперед мимо передних саней. Тимофей робко преградил им дорогу.
— Красавицы, золотенькие… куда? Разгружать нужно. Маруся, взглянув на него, как на пустое место, направилась прямо к офицерам.
Одновременно с ней к ним подбежал инженер, отвечавший за укладку рельсов, и встревоженно доложил начальнику строительства, что шпалы изготовлены из недоброкачественного материала: дают трещины, переламываются.
— Надо хорошенько последить за плотниками, — сказал Швальбе Генриху Мауэру и выжидательно повернулся к Марусе.
— Измотались… Разрешите отдохнуть чуточку? — попросила она задыхаясь.
— Нет!
Курц улыбался.
Маруся заметила это и упала перед ним на колени.
Читать дальше