Вилис Лацис - К новому берегу

Насупившийся и раздосадованный сидел рядом с женой Антон Пацеплис.

— Вот чего ты добилась, — прошипел он тихо, чтобы не расслышал Кикрейзис. — Теперь вся волость будет смеяться.

Когда за поворотом дороги исчезли последние сани свадебного поезда, Ильза вытащила санки на середину дороги и отряхнула снег с сапог, с подола юбки.

— Мамуля, тот дядя с усами… — заговорил Артур, — это хороший дядя?

— Нет, сынок, это плохой человек, — ответила Ильза. — Ты запомнил его?

— Да, такой с усами… большой дядя.

— Это не дядя. Это был… твой папа. Он тебя не любит, поэтому и тебе не следует его любить.

— Почему?

— Ты еще маленький и не поймешь, почему. Когда вырастешь большой, поймешь.

Поправив одеяло на ногах Артура, Ильза погладила щечки сына, поцеловала его в лоб и, взявшись за веревку, зашагала по дороге.

Снова среди леса, на затихшем большаке, они остались совсем одни…

Весь день Ильза тащила за собой санки. За лесом потянулись открытые места, где крестьянские усадьбы стояли у самой дороги и прохожих, встречал неистовый лай собак. У каждой корчмы были привязаны лошади; они грызли от скуки столбы коновязи, пока их хозяева подкреплялись пивом и водкой. В таких местах Ильза ускоряла шаг, стараясь скорее пройти мимо. Как собаки не пропускали ни одного прохожего, не залаяв, так пьяные гуляки, заметив молодую женщину, считали своей обязанностью задеть ее пошлыми остротами.

Ильза делала вид, что не слышит их.

Когда дорога снова углубилась в лес, Ильза облегченно вздохнула.

Время от времени она разговаривала с Артуром, которому становилось скучно, но как только мальчик засыпал, она погружалась в свои думы. Одна за другой сменялись в воображении Ильзы картины ее нелегкой жизни.

Ясно вспомнилась грозная ночь, когда за старым парком баронского имения взвихрились клубы дыма, прорезанного языками яркого пламени… Красное зарево охватило небосвод, и ночь стала светлой, как день. Горел баронский замок. Батраки издали молча глядели, как свершалось возмездие. Лица их озарялись трепещущими отблесками пожара. А когда наступило утро, на пригорке, где вчера еще кичливо возвышалось разбойничье гнездо барона, виднелась черная груда закоптелых развалин.

Смелые, полные вызова песни звучали тогда в городах и деревнях Латвии, красные знамена сверкали на солнце. На собраниях гремел бесстрашный голос Петера Лидума — отца Ильзы:

— Долой насильников и кровопийц! Долой царя и черных слуг его! Мы свободные люди и возьмем власть в свои руки!

В то время Ильзе было десять, а ее брату Яну — четырнадцать лет. Еще не все понимая, они с гордостью и восторгом прислушивались к мужественному голосу отца. Отец им казался таким сильным, что был способен один перестроить жизнь — сделать ее новой, счастливой, красивой. Буря девятьсот пятого года, как весенняя гроза, проносилась над Видземе и Курземе, над всей необъятной Россией.

…Затем вспомнился мрачный вечер в батрацкой избе имения. В простом дощатом гробу лежал расстрелянный карательной экспедицией Петер Лидум. Плакала мать. Помрачневший, без единой слезинки в глазах, смотрел Ян в мертвое лицо отца. Ильза тихо стояла у изголовья гроба. Приходили и уходили люди. Их было много, они хотели отдать последний долг покойному. На следующий день за кладбищенской оградой — на «кладбище нечестивых» — без колокольного звона, без напутствия пастора похоронили Петера Лидума. И после этого начала скитаться по свету молчаливая батрачка с двумя сиротами. Ильза пасла хозяйский скот. Ян работал за полубатрака. [2] Полубатрак — несовершеннолетний батрак, которому кулаки выплачивали не более половины заработка взрослого рабочего. Тяжелый труд рано сгорбил стройную фигуру матери. И вот наступил день, когда Ильза с Яном остались на свете совсем одни…

— Мамусенька, скоро приедем домой? — прерывает Артур нить мыслей Ильзы.

Дорога из кустарника снова вышла в поле. На пригорке стояла мельница с неподвижными крыльями.

— Да, сынок, скоро будем в тепле, — отвечает Ильза. — Когда стемнеет, мы зайдем в избу, погреемся.

— Что это? — спрашивает мальчик и показывает на мельницу.

— Это мельница, Артур. Там мелют хлебушек.

— Мне хочется хлебушка…

Ильза отламывает от каравая кусочек, протягивает сыну. И снова санки скользят по гладко накатанной дороге. В морозной мгле плывет огромный тускловатый шар заходящего солнца. Предчувствуя наступление темноты, вороны спешат устроиться на верхушках берез, — они спорят, шумят, выбирая удобное место для ночлега.