Вилис Лацис: Игра над бездной

Туманным майским утром трехмачтовый парусник «Андромеда» принял на борт лоцмана и после краткой стоянки на рейде продолжил свой путь по реке в порт. Еще не сошли полые воды, и маленький буксир с «Андромедой» на тросе натужно преодолевал течение. Труба вываливала в воздух серо-черные клубы дыма, и сирена время от времени пронзительно взревывала, предупреждая лодочников и отвечая на сигналы встречных судов. Мимо скользили берега Даугавы. На концах молов и поворотах реки вспыхивали подслеповатые огоньки малых бакенов.

Илмар Крисон, штурман «Андромеды», с юта наблюдал, как матросы под командой боцмана убирают паруса. Долгое плаванье подходило к концу. Втайне люди давно лелеяли мысли об этом часе — часе возвращения на родину, и сейчас были радостно возбуждены. Эта возбужденность проглядывала в каждом, начиная с подростка-юнги и кончая капитаном, чью голову уже посеребрил осенний иней. Никого не надо было подгонять, никому не надо было напоминать об обязанностях, каждый знал свое место и дело и старался исполнить его как можно быстрее, чтобы потом, когда корабль ошвартуется в порту, все было в полном порядке и нетерпеливые могли поспешить на берег к родным и друзьям. Илмар Крисон не являл собой исключения — ведь было ему всего двадцать четыре года, был он крепок телом и духом, который еще не успел подточить черный червь меланхолии. К тому же завершалось его первое дальнее плаванье.

«Вряд ли кто-нибудь придет меня встречать», — подумал Илмар. Его семья жила далеко от города, а своим рижским знакомым он умышленно не написал из последнего порта. За исключением Вийупа… Три долгих года минуло с того дня, как «Андромеда» отбыла в трансатлантическое плаванье. В ту весну Илмар сдал экзамен на штурмана дальнего плаванья и нанялся на «Андромеду» впервые в жизни офицером. Ему полагалось отплавать двенадцать месяцев штурманом-практикантом, после чего доучиваться еще год в мореходной школе. Но двенадцать месяцев растянулись в тридцать шесть. Он об этом не жалел, хотя и восторга от столь затянувшегося плаванья не испытывал. Были в этом свои хорошие и плохие стороны. Хорошо то, что за три года под руководством достойного капитана на не менее достойном корабле он смог приобрести гораздо больше знаний и опыта, чем за год на каком-нибудь каботажном суденышке, к тому же прикопилось несколько сторублевок жалованья — последний год ученья можно будет жить не тужить; плохо же было то, что выпускной экзамен состоится двумя годами позднее, чем он предполагал, и в письмах Анды начинает проглядывать нетерпение. Анда… Конечно, на всем белом свете нет девушки краше ни по эту, ни по ту сторону экватора, и у ее отца всякого земного добра больше, чем когда-нибудь будет у тебя, и уж наверняка нет недостатка в умных, восторженных молодых людях, готовых в любой момент пожертвовать своей свободой и жизнью ради белокурой Анды… хм… ради ее приданого. Но тебе, Илмар Крисон, и надеяться нечего, что Анда станет твоей Сольвейг. Несомненно, играть в жизни роль Сольвейг куда как красиво и благородно, но для женщины, взявшей на себя эту роль, кончается все плачевно. Провести в ожидании годика три, а то и четыре — еще куда ни шло, но если потребуешь больше, то тебя смогут кое в чем и упрекнуть. В черствости, безразличии, в преднамеренной нерешительности и прочих «приятных» качествах. Разве твоя молодость, твой характер и общественное положение могут все это оправдать? Тут бабушка надвое сказала. Поэтому, будучи влюбленным и настойчивым человеком (все настоящие влюбленные настойчивы) и не полагаясь на интеллигентность и обаяние, симпатичную физиономию, пышную шевелюру и статность, перечень своих достоинств ты подкрепил тем, что на юге накупил всевозможных чудесных вещиц. В твоей каюте тараторят два попугая, по реям бегает маленькая бразильская мартышка, а на дне твоего моряцкого сундучка припрятаны кроваво-красные украшения из кораллов, переливчато-блестящие раковины, изумительная испанская шаль и несколько роскошных гребней, какими украшают свои прически гордые красавицы креолки. Это не много, но зато от души, и потому имеет большую ценность.

В конце концов, все это пустяки, игрушки, а ведь в твоей жизни, Илмар Крисон, есть и серьезные дела — такие, о которых не говорят, а делают тайно, незримо для других, так, как возводят скалы в морской пучине коралловые полипы; возводят долго, рождается и умирает множество поколений, веками никто не видит их труда, но настает день, когда их творение выходит из морской бездны, и вот он — остров, новая земля.