Владимир Дягилев - Вечное дерево

Идем-ка в город,-предложила бабушка.

- Ну, мама, мы с дороги.

- Оставь, Нина. Если ты устала - отдыхай, пожалуйста, а мы пойдем. В такой день грешно сидеть в четырех стенах.

Журке постелили в небольшой комнате, в мансарде, такой низкой, что он все время должен был пригибаться, чтобы не стукнуться головой о потолок.

В раскрытое окно был виден город, лежащий внизу, весь в огнях. Огни эти горели беспорядочно - выше, ниже, со всех сторон. Ночь была черная, несмотря на звездное небо и луну. И горы были черные. И потому огоньки горели ярко и особенно четко выделялись на черном фоне, как начищенные пуговицы на бушлате матроса.

В порту по-прежнему стоял пароход, сияя сотнями огней, точно был в праздничной иллюминации. Темная вода, отражая его огни, блестела, как ртуть. Ритмично мигал красный огонь маяка. Вдали по горе шла машина, по угольной черноте скользила желтая мерцающая точка.

Журке не спалось. День был длинный, бурный, полный впечатлений, а главное, вопросы, на которые он не знал ответа,-так и не прояснились. Завтра начнется подготовка к экзаменам. А зачем это нужно? Если это не нужно, тогда для чего он здесь?

Ударили склянки. Прогудела машина. Донеслась тягучая песня. Все эти звуки летали в воздухе, как птицы, только их нельзя было увидеть.

"Зачем? Зачем?"

"Чтоб знал, для чего", - произнес голос Федн. И Журка уснул.

Проснулся он внезапно от непривычных, весело звенящих голосов. Казалось, необычный оркестр настраивает свои необычные инструменты. Журка пошевелил рукой, почувствовал это движение и понял, что уже не спит, а голоса эти-пение птиц. Он вспомнил, что еще днем видел внизу у самых окон большой парк. Вероятно, голоса доносились оттуда. Журка прислушался.

Все громче разносилось пение, все сильнее звучали солисты, все больше чистых, звенящих, радостных голосов сливались вместе. Птицы не успевали слушать друг друга, они торопились петь. Наконец наступил момент, когда невозможно стало отличать, где кончается один голос и начинается второй. Все голоса объединились в один восторженный хор. Это было общее ликование, гимн утру, новому дню,солнцу.

"Ах, как хорошо!-подумал Журка, захваченный этим ликованием, - Как здорово жить, слушать пение птиц, видеть море и небо, самому петь, летать над горами..."

И тут он вспомнил, что надо вставать, брать- учебники, заниматься, и пожалел, что проснулся.

"Зачем? Зачем?"

- Жура, пора,-раздался голос матери.

- Напрочь,-сказал он и повернулся к стене.

- Ты же не маленький. Я не уйду, пока не встанешь.

Он открыл глаза, взглянул на мать с неприязнью и встретился с ее умоляющим взглядом. Но не этот взгляд, а седой волосок, прилипший ко лбу и блеснувший на солнце, привлек его внимание. Чудесное утро, голубое небо, ликующий гомон птиц - и этот седой волосок.

Что-то было такое в этом контрасте, что заставило Журку покориться.

После завтрака он поднялся в свою комнату, взял учебник по литературе и сел у распахнутого окна. Заскрипели ступени. Журка торопливо раскрыл книгу сразу на двадцать первой странице.

- Жура, - сказала Нина Владимировна, появляясь в комнате. - А программу ты захватил?

- Я и так знаю. Вот с литературы начал, с восьмого класса.

- Нет, все-таки программа нужна. Я попробую достать.

Журка подумал, что будет даже лучше, если мать уйдет из дому, и согласился.

Он стал читать, но не понимал смысла того, что было в книге. Глаза видели буквы и слова, но мозг не воспринимал их значения. Мысли были заняты совсем другим.

"Все мои товарищи там... Там хоть бы готовились вместе. Хотя бы мячишко побросали..."

Журке так захотелось поиграть в баскетбол, что он встал, расправил плечи и стукнулся головой о потолок.

- О, черт! Даже выпрямиться нельзя!

Он, сутулясь, прошелся по комнате и только теперь заметил этажерку с книгами, стоящую в дальнем углу.

Книг было несколько десятков, лежали они в беспорядке, как бывает, когда ими пользуются ежедневно.

"Наверное, дедушкины,-догадался Журка, читая заглавия книг. - Он любил о путешествиях".

Журка взял наугад несколько книг. Это были "Дерсу Узала" Арсеньева, "Занзабуку" Льюиса Котлоу, "С палаткой по Африке" Ганса Шамбурка и "Тигр снегов"-' без фамилии автора на обложке. "Дерсу Узала" он читал еще в пятом классе. Остальных книг не знал. Полистав их, он выбрал "Тигра снегов" и, удобно расположившись на кровати, поджав под себя левую ногу, углубился в чтение. Книга была автобиографией шерпа Танцинга, который вместе с одним новозеландцем первым покорил высочайшую вершину мира Эверест. "