Борис Бурлак - Реки не умирают. Возраст земли

— Хорошо, не обижайтесь. — Он погасил улыбку в своих цыганских глазах. — Давайте поговорим о деле. Что вы знаете о генералах Жукове и Акулинине?

— А что вас интересует?

— Да буквально все. Характер каждого из них, взаимоотношения между собой и с Дутовым, сильные и слабые стороны, привычки. Вы, наверное, наблюдали их?

— Приходилось.

И Вера начала рассказывать, хотя не понимала, зачем вдруг все это понадобилось Великанову.

Генералы Жуков и Акулинин совершенно разные люди. Жуков — типичный рубака, бесшабашный, гордый, тщеславный. Ему, например, ничего не стоит лично повести в бой какую-нибудь отборную сотню. Он своевольный, жестокий, ни с кем не считается, даже с контрразведкой, признает только Дутова, на которого готов молиться. Любит выпить, покуролесить, но ему всякое прощается, потому что он всегда может выручить атамана из трудного положения на фронте... Акулинин, генерального штаба генерал-майор, весьма образованный, интеллигентный, выдержанный. Привык воевать «по науке», осмотрительно, с дальним прицелом. К Дутову относится без видимого преклонения, зная, впрочем, цену его авторитета среди казачества. Ведет себя с достоинством, не позволяет себе никакого панибратства с офицерами. Атаман советуется с ним охотнее, чем с другими приближенными, что Жукову, конечно, не нравится. Жуков обычно сторонится Акулинина...

— Пожалуй, это все, что я могу сообщить вам, Михаил Дмитриевич, — сказала в заключение Вера. — Но учтите, это мои собственные впечатления.

— Большое спасибо вам, Вера Тимофеевна. Вы утвердили меня в некоторых догадках.

Она с недоумением посмотрела на него.

— Вы и не представляете, как важна ваша информация. Дело в том, что дутовские корпуса действуют порознь, облегчая нам маневрирование. Я сегодня весь день ломаю голову — случайность ли, ошибка, или за этим скрывается кое-что другое. Так, может быть, тут действительно играет роль самолюбие генералов: они стремятся перехитрить друг друга в борьбе за пальму первенства. Особо старается первым войти в город именно Жуков. Однако самолюбие — враг военного искусства.

Вера с любопытством приглядывалась к Михаилу Дмитриевичу: за несколько дней работы в штабе она не раз отмечала не только, его энергию, а и самобытность суждений. Она решила для себя, что он из тех краскомов, удивление которыми будет нарастать со временем, когда гражданская война станет уже историей.

— Вы из казачьей семьи? — неожиданно спросил Михаил Дмитриевич.

— Да. А что?

— Вам легче, видимо, было войти в доверие к дутовцам.

— Наверно. Но я, откровенно говоря, побаивалась сильно. Контрразведка живо интересовалась судьбой моего мужа. Хотя я сразу заявила, что его расстреляли красные в Актюбинске. К счастью, о службе Карташева в отряде Кобозева мало кто знал даже среди красногвардейцев: мой муж выполнял секретные задания по связи с Туркестаном. Тем не менее контрразведку настораживало многое, вплоть до того, что Карташев летом шестнадцатого года воевал в одном полку с Николаем Кашириным.

— Вот кого они люто ненавидят.

— Еще бы! Мятежное племя Кашириных ведет свою родословную с пугачевских времен... Николай Каширин с отличием закончил Оренбургское казачье училище, где инспектором классов был в то время Дутов. Как ни придирался инспектор на экзаменах к портупей-юнкеру, как ни гонял больше всех по плацу, молодого Каширина произвели в сотники, отметили наградами. Помню, в прошлом году Дутов сердито сказал при всех, когда кто-то нечаянно заговорил о Каширине: «Выучил я этого негодяя на свою голову!»

— Именно Каширина нам сейчас не хватает, — раздумчиво заметил Великанов, — Был бы здесь, была бы у нас своя конница...

Вера тайком глянула на старинные часы, висевшие в простенке.

— Однако мы с вами засиделись, — перехватив ее взгляд, сказал Великанов. — Извините, Вера Тимофеевна.

— Что вы, что вы!..

Они спустились к подъезду. Тянул низовой сиверко — оттуда, из-за Сакмары. Холодно посвечивала луна сквозь редкие, волокнистые облака, плывущие на юг. Звонко отдавались в пролете каменного квартала шаги патрульных.

Великанов прислушался. Нет, ни единого выстрела за Уралом, где казаки ближе всего стояли к городу.

Ординарец Гриша подвел его славную лошадку, которая всегда выручала из беды на поле боя.

— Ну-с, поеду в купеческие хоромы, — сказал Великанов, имея в виду богатый особняк Хусаинова, отведенный для краскомов штаба. И тут же спохватился: — Может, проводить вас? Поздно ведь.