Юрий Теплов - Второй вариант

Разом все упало во мне, ноги стали тяжелые, а голова звонкой и пустой. Я успел подумать: «Отчислят». И эта мысль стучала в голове, как секундомер, все полчаса, что были в моем распоряжении.

Серега явился из умывальни с мокрыми волосами и распухшими губами. Глянул на нас исподлобья и стал снова пришивать подворотничок.

Иван пробормотал:

— Однако, не надо тебе было... Я бы сам...

В канцелярию я постучал минута в минуту.

— Опоздали на сорок секунд, — сказал старшина.

Я стоял у порога, опустив голову, а он разглядывал меня долго и пронзительно. Затем сказал, разделяя каждое слово:

— Офицер, не научившийся подчиняться сам и соблюдать воинскую дисциплину, армии не нужен. Следовательно, будущий лейтенант Дегтярев не нужен тоже. Об этом я доложу по команде рапортом.

«Отчислят», «отчислят»... отсчитывали секунды. Мелькнули в сознании слова матери: «Вот и вышел ты на самостоятельную дорогу, сына... Как и отец, военным будешь. Вот бы он порадовался...»

— Что бы сказали ваши родители, узнай они про ваш хулиганский поступок? — заговорил после паузы старшина. — Не погладили бы по головке. Драка — явление антисоциальное. Тем более в армии, где все регламентировано уставом, в том числе и взаимоотношения между сослуживцами. Еще генералиссимус Суворов говорил: «Сам погибай, а товарища выручай». А я очень сомневалось, что вы встанете грудью за товарища...

«Встану, — думал я. — И Суворов тут ни при чем. Так уж получилось. И, конечно, я виноват... Даже если отчислят, отслужу год срочную и снова в училище вернусь...»

— Вас Гольдин ударил? Оскорбил?

— Никак нет.

— Почему же вы кинулись на него?

— Шестаков обозвал Гольдина, а тот...

— Дегтярев! Не вижу логики. Один обзывает образцового курсанта, а другой бросается его же бить. А если б я не вмешался?

— Товарищ старшина!..

— Отставить разговоры! Отвечайте только на вопросы!

Ни на один вопрос я не смог ответить. Стоял, молчал и думал: «Отчислят».

Прежде чем отпустить меня, он снова сделал паузу и снова разглядывал меня, как диковинку. Наконец махнул рукой: идите, мол, и лицо его приняло брезгливое выражение.

После старшины меня ругал командир взвода старший лейтенант Скворцов. Ругал беззлобно, почти равнодушно, похоже, выполнял неприятную обязанность. Скорее всего, так оно и было, потому что наш командир взвода стал недавно чемпионом округа по борьбе и постоянно уезжал на тренировочные сборы. У него были свои заботы.

Вечером меня пригласил на беседу командир батареи. Это было самое страшное. Капитана Луца боялись все. Он никогда не повышал голоса, на беседу не вызывал, а «приглашал», и тем не менее при таком приглашении все трепетали.

Иван глядел виновато и грустно, и от его голубого взгляда становилось совсем тошно.

Я переступил порог кабинета и доложил командиру батареи о прибытии.

— Садитесь, рассказывайте.

Я не мог выдавить из себя ни слова, а он молчал, занимаясь на столе бумажками.

— Жду, товарищ курсант.

А я словно разучился говорить. Уставился на пепельницу, вырезанную из снарядной гильзы, да так и не отрывал от нее глаз.

В это время и раздался стук в дверь.

— Разрешите войти? — Гольдин вырос в проеме, лихо вскинул руку к козырьку и попросил разрешения обратиться: — Я по поводу конфликта...

Комбат с любопытством взглянул на него и сказал:

— Садитесь. Слушаю вас.

— Виноват во всем я, товарищ капитан.

— Ну, ну...

И Сергей стал рассказывать все как было. В том числе и о том, что старшина Кузнецкий несправедливо объявил курсанту Шестакову два наряда вне очереди.

Я плохо воспринимал суть разговора. Понимал только, что Сергей выгораживал меня во всем. Он говорил убедительно, с чувством собственного достоинства.

— Независимо от личных симпатий и антипатий, со стороны начальника всегда должно быть объективное отношение к подчиненным. А старшина Кузнецкий относится к Шестакову несколько предвзято. Я поддержал Кузнецкого и тоже был несправедлив. Это произошло скорее автоматически, по привычке повиноваться старшему. Я раскаиваюсь в этом. А признаться сразу же, перед строем, не хватило мужества. Но все равно справедливость всегда должна торжествовать.

Я слышал Гольдина и видел выражение глаз комбата. Как будто не я, а кто-то другой, со стороны, наблюдал всю эту картину. Казалось, в глазах комбата кроется смешинка. Словно он все предугадал заранее и только любопытствовал, так оно будет или не так.

Закончил Сергей словами: