Юрий Теплов - Второй вариант

Бородатые парни, в энцефалитках, из нового мостоотряда дробили на той стороне скалы, состригли с ежей иголки-лиственницы и поставили уже береговые опоры для будущего моста через Эльгу.

В мае Савину вручили золотом оттиснутый диплом за сокращение трассы. Его вызвали для этого в районный центр. Диплом вручал Грибов. После поздравлений капитан Пантелеев завел его в комсомольский отдел «дружески побеседовать».

— У меня такое ощущение, Евгений Дмитриевич, — сказал Пантелеев, — что вы еще не почувствовали вкус комсомольской работы. Вы до сих пор больше производственник.

Савин давно окрестил Пантелеева «мыслителем» за высокий лоб и манеру говорить взвешенно, с раздумчивостью. Слушал его и сквозь доброжелательность тона угадывал (а может, только казалось?) неприязнь. Все, что говорил «мыслитель», было правильно и как будто убедительно.

— У вас самые плохие показатели, Евгений Дмитриевич. В комсомол приняли меньше, чем в других организациях. Количество мероприятий по сравнению с прошлым годом сократилось почти вполовину.

— Но ведь в комсомол надо принимать достойных?

— Правильно. Но не забывайте, что комсомол — организация воспитывающая. Подходить по-экстремистски: есть у молодого человека недостатки, — значит, не годится для нас — нельзя. Пополнение наших рядов вообще может прекратиться...

— А как же насчет душевного стремления быть в первых рядах?

— Его тоже необходимо формировать... А вы, вместо того чтобы подготовить, к примеру, тематический вечер, который, несомненно, мог бы оказать воздействие на несоюзную молодежь, двое суток не вылезаете из котлована. Так и не мог я вас найти в свой прошлый приезд.

— Но ведь грунтовые воды пошли, товарищ капитан! Их надо было откачивать, котлован вымораживать...

— И все равно, лопата — не главное оружие комсомольского работника. Потому ваши отчеты и получаются скудными: не в чем отчитываться. Протоколы собраний и заседаний комитета, планы работы, я с ними познакомился в ваше отсутствие, куцые. Можно подумать, что вы живете на необитаемом острове и никогда не слышали о документах, которыми должна руководствоваться комсомольская организация.

— Но зато в планах все по делу!

— Евгений Дмитриевич, вы ощетинились сейчас и не хотите понять очевидного. Представьте, к вам прибыл проверяющий. Листает ваши планы. Что он найдет в них, к примеру, по вопросам экономии и бережливости? Как отражена в них крылатая фраза: «Экономика должна быть экономной»?

— В плане у нас записано: провести операцию «Топливо».

— Какое топливо? Бензин, солярка, дрова? Как провести? Выйти на заготовку? Почему именно такую операцию? Что явилось ее побудительным мотивом?.. Проверяющий этого не увидит, потому что ни в планах, ни в протоколах нет даже слов «экономия», «бережливость». Я, конечно, выяснил, что вы провели рейд по автопаркам, оборудовали мойку и две заправки... Это хорошо. Но нигде не отражено! Работу нужно еще уметь показать...

Савин, пребывавший после получения диплома в состоянии грустно-блаженного удовлетворения, действительно ощетинился. Слова Пантелеева воспринимал с явной неприязнью. И тот видел это по выражению лица Савина. Видел и продолжал обстоятельно доказывать свое. Наконец не выдержал и сказал с раздражением:

— Мы с вами говорим на разных языках.

— На разных, — подтвердил Савин.

— Тогда зачем тратить время? Но вы все же подумайте. Я вам добра желаю. — И, уже стоя в дверях, с прежней голосовой доброжелательностью сказал: — Благодарите судьбу, что охотница обошлась для вас без последствий. Хорошо еще, что не нажаловалась никуда.

— Охотница — это не ваша забота, товарищ капитан, — ответил Савин. — А последствия для меня будут хорошие.

Возвратившись в поселок, Савин разыскал Давлетова. Со дня на день тот ждал приказа об увольнении в запас. Савин знал, что Ароян ездил к начальнику политотдела доказывать нецелесообразность увольнения командира. Но тот после госпиталя убыл в санаторий — в очередной отпуск. Мытюрин же не захотел и слушать Арояна. Только спросил:

— Вы что, против законодательства?

Да, все было по закону: Давлетова не выгоняли, а уволили по возрасту, хотя многие служили и после пятидесяти.

Заметно было, что Давлетов чувствовал себя неуютно, как-то отторгнуто от коллектива. В карьеры больше теперь выбирался в ночные смены. А днем — нет-нет да и завернет домой, где его в любую минуту ждала мать-командирша.

Вот и по возвращении из райцентра Савин нашел Давлетова дома, хотя было всего полвосьмого вечера. Показал ему диплом и премию — желтый конверт с денежными купюрами, на котором стояла четырехзначная цифра.