Юрий Теплов - Второй вариант

— Не провожай, Леньша! — И выбежала из избы.

А я улегся на кровать, расстроенный этим случайным разговором и пониманием, что никогда мне не проникнуть в женскую психологию.

Может быть, и той, в Уфе, скучно? Может, и нет уже ничего? Ни улицы Пушкина, на которой была ее школа, ни тротуара, укутанного такой же белой шалью из тополиного пуха, как на поповой жене. Если бы можно было взять отпуск! Но он маячил так далеко, что и думать о нем — только травить себя. Впереди было еще ползимы, потом — весенняя проверка, а еще дальше — лагеря с главными стрельбами года. Разве пустят в отпуск до стрельб? Если бы хоть по службе все было гладко. Какая уж гладкость, если каждый день только и ждешь, не натворил бы чего-нибудь рядовой Гапоненко.

— Вы верите, что справедливость всегда торжествует? — спрашивает меня Гапоненко.

Верю ли я? Бывает, что и не торжествует. Бывает, что и за нее, за справедливость, драться приходится. Себе я могу признаться, что не всегда лез за нее в драку. А что сказать Гапоненко?

— Нет, не всегда справедливость торжествует.

— Я думал, вы побоитесь это признать, товарищ лейтенант.

— Послушайте, Гапоненко, вы, кажется, считаете себя несправедливо обиженным?

— Так точно.

— А в чем, простите, это выразилось?

— Да так...

Не хочешь говорить, Гапоненко, не говори. Но, между прочим, если всем обиженным ковырять свои болячки, толку мало будет. А сам я? Разве не обиженный? Как мне встать и как защитить себя? «Я приеду к тебе через год...»

— И все-таки ты не прав, Гапоненко, — говорю и гляжу ему прямо в глаза.

— Так даже приятнее.

— Что — приятнее?

— Что вы меня на «ты».

— Скажи, Гапоненко, что тебя так ест? Что тебя дергает? Почему ты один?

— Я не один.

— Ты же ни с кем не дружишь.

— Неправда ваша, товарищ лейтенант.

— Ну да! «Неправда ваша, дяденька».

— Я ведь вас постарше, товарищ лейтенант. Давайте без погон поговорим!

— Поговорим.

— Мы с вами сидим и беседуем из-за того, что я непутевый. Так?

— Почему «непутевый»?

— Да я это и сам про себя знаю. Одни неприятности из-за меня людям. Даже хорошим. Вы вот опасаетесь, как бы я чего не отколол. Верно?

— Верно, Гапоненко.

— А помните, как вы меня искали?

— Помню.

— Был я тогда с Зарифьяновым. А Зарифьянов — подчиненный лейтенанта Гольдина. А тот был дежурным по полку. Он и застукал нас. Про меня доложил, а про Зарифьянова — нет.

Я даже опешил от такого сообщения. Как же так? Сергей же сказал мне, что Хаченков сам обнаружил шинель под одеялом вместо Гапоненко! Ну и сказал бы все как есть! На то и дежурный, чтобы порядок был... Стоп! А как же Зарифьянов?

— А ты не ошибаешься, Алексей? — Я даже не заметил, что назвал его по имени.

Он же удивленно глянул своими светлыми глазами, ответил:

— Вам хочется, чтобы я придумал такую бяку? Эх, товарищ лейтенант!

— Но оттого, что ты был не один, разве легче кому?

— Вам всегда не легче. А ваш дружок прогнал на другой день Зарифьянова под колючкой раз десять. Вот и легче. Обоим. И Зарифьянову, и Зеленой Мыльнице.

— Не надо так, Гапоненко, про лейтенанта.

— Во-во. Про офицера, значит, не надо. Не буду, раз не надо.

— Это здесь ни при чем.

— При чем. Вы думаете, что лейтенант Гольдин не доложил из-за того, что Зарифьянова пожалел? Он себя пожалел. Инициаторы почина — и вдруг нарушение!

Да, я тоже чувствую, что Сергей работает только на себя. Здорово работает. Как он любит говорить: «Семичасовой рабочий день — от семи до семи и даже больше». И все-таки работает на себя. Впрочем, это его дело. Хотя почему — его? Случай с Зарифьяновым меня тоже касается. Он мешает мне. И Гапоненко мешает.

— Почему мы все о Гольдине, Гапоненко?

— Все к вопросу о справедливости, Его хвалят — вас ругают.

— Хвалят и ругают за результаты. За вас лично ругают.

— Одни и те же результаты могут выглядеть по-разному.

Да, по-разному. Я понимаю. Но меня все еще беспокоит, где-то глубоко во мне, но беспокоит червяк сомнения. А если Гольдин в чем-то прав? Ведь главное — цель. Может быть, так скорее добьешься цели? Сейчас я хитрю с собой, чтобы оправдать свою немощь, свое невмешательство. Просто у меня не хватает мужества на полный голос. Весь заряд уходит на разговоры и внутренние монологи, от которых никому ни пользы, ни радости.

И ничего не могу поделать с собой. Кажется, что уже вырвался из плена привычек, из самого себя, но нет, снова там, снова среди знакомых монологов. Это только представляется, что дверью легко хлопнуть. А попробуйте-ка хлопните!