Николай Асанов - Электрический остров

К Орленову подошел захмелевший Орич, высокий, нескладный, весь какой-то изломанный. Он с пьяной грустью сказал:

— Выпьем, Андрей! Ученым можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан! Вот ты и остепенился! Но помни, не всякая степень является ступенью к славе!

Три месяца назад Орич после многих лет «аспи­рантского сиденья» попытался наконец защитить диссертацию на тему «Электричество в парниковом хозяйстве» и блистательно провалился. Диссертация была признана компилятивной, — еще хорошо, что ему не приписали плагиата! И теперь он завистливо следил за тем, как однокашники его, один за другим, выходят на самостоятельную дорогу. Вот и сейчас Орич, по-видимому, вспомнил об этом, потому и стал неприятен. Расплескав вино из бокала, он стал опу­скаться в подвинутое Орленовым кресло так, словно проделывал цирковой трюк: согнув свое длинное, не­складное тело в три погибели. Бокал он, однако, дер­жал цепко.

— Завидую! — вдруг сказал он.— Скажи, почему ты, а не я? Ведь никакого таланта у тебя я не заме­чал! Единственное твое достоинство — красивая жена. Но и это всего-навсего — выигрыш на трамвайный билет! Сегодня она есть, а завтра…

Велигина, давно уже с беспокойством прислуши­вавшаяся к пьяному бормотанию Орича, сердито при­крикнула на него:

— Встань и иди танцевать! И притворись трезвым! Слышишь, Павел! |

Орич вздрогнул, выпрямился, потом грустно ска­зал:

— Заметь, Андрей, мужчина кончается, когда его начинают любить материнской любовью. Его учат с утра до вечера и набивают такую оскомину, что по­неволе возненавидишь всех женщин в мире! Ну скажи мне, Вера, с кем я пойду танцевать? Танцевать можно только с той женщиной, которая нравится. Но Нина Сергеевна не пойдет танцевать со мной. Она будет танцевать с Улыбышевым. А с другой — у меня ноги не пойдут. Нет, я лучше еще выпью.

Он высосал вино и опустил голову на грудь, про­должая бормотать,— теперь Андрей улавливал лишь отдельные его фразы.

— Завидую. Завидую и протестую! Если каждый кандидат — талант, так мы были бы обеспечены гени­альными изобретениями. Но кандидатов уже сто ты­сяч, а изобретателей все равно нет. Так почему же мне отказывают в почете, в государственной пенсии, при­читающейся кандидату с молодых лет?

— Вера, успокой его! — попросил Андрей.

Велигина заговорила с Павлом, и пьяная' гримаса сползла с его лица, он встал и пошел к другому концу стола, дирижируя и запевая:

Орленов хотел уже подняться и увести жену, когда через зал к нему направился служитель, издали пода­вая знаки. Подойдя к Орленову и наклонясь над са­мым его ухом, служитель сказал:

— Георгий Емельянович просит вас подняться в лабораторию номер двенадцать. Там что-то произо­шло.

Орденов вскочил. Служитель укоризненно взглянул на него. Он спохватился и как можно небрежнее ска­зал жене:

— Нина, мне надо на минутку пройти к Георгию Емельяновичу…

— Ох уж мне эти дела! — вздохнула Нина.— Будь осторожен! Обо мне не беспокойся. Борис Михай­лович проводит меня.

Улыбышев молча склонил голову.

2

В лаборатории пахло горелой резиной, дымом и горьковатым запахом озона.

Орленов молча рассматривал повреждения.

Башкиров и начальник лаборатории, без пиджа­ков, в рубашках с расстегнутыми воротниками, вози­лись у стены, где были смонтированы измерительные приборы. Различные циферблаты и длинные стеклян­ные трубки, вертикальные и горизонтальные, напол­ненные газами или парами ртути, светились разно­цветными лучами, затемняя сияние ламп. Башкиров, наклонившись, разогревал паяльной лампой концы трубок. Начальник лаборатории, стоя рядом на ко­ленях, заменял в одном из приборов индикатор. Этот прибор был изуродован, точно взорван изнутри.

Дальний угол лаборатории, где на ребристых фар­форовых подставках изоляторах мерцали медные шары мощного разрядника, почернел от копоти. Обо­рванные, обгоревшие провода свисали змеями. Как видно, именно в этом приборе произошло короткое замыкание тока высокого напряжения и молния вы­рвалась из плена наружу… Ученые погасили пожар, но огонь наделал немало бед. Пена из огнетушителей все еще расплывалась мыльными хлопьями на полу и на приборах. Лица у Башкирова и у начальника лабо­ратории были недовольные, хмурые, даже чуть напуганные, как бывает всегда, когда подвластная, казалось бы, сила вдруг вырывается из-под контроля.