Николай Глебов - Бурелом

В тот день встретился еще раз с Лукьяном, который передал ему, что Веньчиков будет в указанном месте на закате солнца.

Ждать пришлось недолго. Прохаживаясь возле опушки бора, Крапивницкий еще издали заметил тощую фигуру Веньчикова в потертом мундире лесного ведомства, в полинявшей фуражке, но без кокарды. Узнать в бородатом мужике Крапивницкого он не мог. В прошлом он встречался с ним раза два, когда тот был еще реалистом.

— Вы от Лукьяна Федотовича? — слегка приподняв форменную фуражку над лысой головой, спросил он.

— Да.

— Чем могу служить?

— Расскажите подробно о делах «Амбы».

— Какой «Амбы»? Я ничего не знаю. Собственно, кто вы такой и что вам от меня нужно?

— Я от Землина.

— А-а. Ну теперь понятно. Скажите, где он сейчас? Велика ли его армия?

Крапивницкий со слов Лукьяна слышал об этом бандите. Дезертир из Красной Армии, Землин сколотил шайку подобных себе и бесчинствовал в селах и станицах Зауралья.

— Сейчас Землин в степях Тургая. Но скоро должен появиться здесь. Численность его людей держится в секрете, — ответил сухо Крапивницкий. — Как у вас дела? Кто руководит «Амбой»? — спросил он в свою очередь.

Веньчиков пожал плечами, снял пенсне, не спеша протер стекла и, аккуратно сложив вчетверо носовой платок, поднял мутные глаза на собеседника.

— Как сказать... — развел он руками. — Дела идут ни шатко ни валко. В начале марта наша организация потерпела большой урон: чека напала на след и выхватила наиболее активных членов нашей организации.

— А вы как остались?

Веньчиков вновь пожал плечами:

— По воле провидения.

— Точнее.

— Послушайте, я не обязан отчитываться перед каждым встречным, — запетушился он.

— Да? — Крапивницкий шагнул вплотную к Веньчикову. — Я вас спрашиваю последний раз: как вы остались на свободе после разгрома «Амбы»? Отвечайте! Ну! — Крапивницкий схватил Веньчикова за грудь и энергично потряс его. — Иуда! За сколько сребреников ты продал в девятнадцатом году моего отца? Что молчишь, подлая тварь?

— Вы... Крапивницкий? — пролепетал он едва. Дрожавшие колени непроизвольно согнулись, и Веньчиков опустился на землю. — Алексей Крапивницкий, — повторил он как бы про себя и в смертельном страхе посмотрел по сторонам в надежде на помощь.

Но бор был молчалив и мрачен.

Хлопнул выстрел. Не оглядываясь, Крапивницкий направился к поджидавшему его Лукьяну.

В Косотурье приехали ночью. Крапивницкий, не раздеваясь, повалился на кровать. Разбудила его Феврония:

— Вставайте, у меня самовар готов, — сказала она ласково и слегка потрогала гостя за плечо.

Крапивницкий поднялся на ноги.

— Прошу прощения, Феврония Лукьяновна, что вчера лег не раздеваясь.

— Притомились за дорогу?

— Да, устал, да и впечатлений было много. — Крапивницкий свел брови.

Плескаясь из чугунного рукомойника, он услышал голос Лукьяна из соседней комнаты:

— Ему хлопнуть человека из леворвера — бара-бир — пустяки. Это настоящий командир, не чета тем, что из «Амбы». Характер твердый.

«С кем это он там разболтался? — подумал недовольно Крапивницкий и вошел в комнату.

— Как спалось? — спросил Сычев.

— Хорошо, — сухо ответил Крапивницкий и остановил взгляд на приятеле Лукьяна.

— Это мой дружок, бывший волостной писарь Каретин, — усмехнувшись, представил его Лукьян Крапивниц-кому.

Каретин поднялся со скамьи и, склонив голову набок, с собачьей преданностью посмотрел на Крапивницкого.

— Прослышаны мы о вас как о храбром командире, грудью защищавшем от внешних и внутренних врагов матушку Россию, — произнес он витиевато.

«Похоже, большой плут и мошенник», — подвигая свой стул поближе к Февронии, подумал Алексей и повернулся к Каретину: — Садитесь.

— Премного благодарен, ваше высокоблагородие.

Крапивницкий нахмурился:

— Учтите — благородий сейчас нет. Чинопочитание здесь неуместно.

— Справедливо. Теперь все товаришши, — заметил Лукьян. — Ты товарищ, я товарищ, — продолжал он, обращаясь к Каретину. — А вот Алексею Ивановичу даже язык не поворачивается сказать, что он нам товарищ.

— Ничего. Называйте по имени, — принимая от Февронии стакан, сказал Крапивницкий. — Есть поговорка: видать попа в рогоже, — добавил он.

— Правильно, — поддакнул Каретин. — Знать птицу по полету, а молодца — по речам.

Лукьян кивнул дочери и показал глазами на буфет. Феврония достала графин с самогоном и оставила мужчин одних. Ушла в горенку, взялась за пяльцы. Не работалось. Задумалась. То, что было у ней с Обласовым, казалось светлым облачком, безвозвратно уплывшим вдаль. И когда вошел Крапивницкий и привлек ее к себе, Феврония не сопротивлялась. Сильная, здоровая женщина, она соскучилась по мужской ласке. Слегка отстранив Крапивницкого, с затуманенными глазами, неверной походкой подошла к дверям и повернула ключ.