Вилис Лацис - Игра над бездной

— Да пойдем же, наконец, в комнату! Господи, какая я рассеянная…

Окна в гостиной Балтыней были занавешены плотными белыми шторами, чтобы за лето, когда семья жила на взморье, обивка мебели не полиняла от солнца. Теперь там царил мягкий полумрак — такой ласковый и тихий, прямо-таки в сон клонило. Они сели в самый темный уголок за камином, к ним вернулось былое настроение, и они щебетали целых полчаса. Илмару надо было рассказать, какая жара летом в тропиках и что обитатели Вест-Индских островов не такие уж дикари, какими кажутся на картинках. Чмок и еще раз чмок… Потом Анда рассказывала, как Алберт начал учиться в политехническом, как рижане готовятся к царскому визиту и как она умирала от тоски эти годы.

— Зимой будешь учиться в мореходном? — спросила она.

— И весной сдам экзамены на капитана.

Чмок.

— А потом? — она хотела, чтобы вопрос прозвучал безразлично, но получилось чересчур серьезно.

— Потом мне понадобится судно. Своего у меня нет, придется поискать у кого-нибудь еще.

— И тогда ты опять уплывешь на несколько лет.

— Плыви со мной, — бросил он как бы в шутку. — Если моря не боишься.

— О, на яхте я ходила на остров Роню. А знаешь что… — вдруг переменила она тему, поскольку часы на камине показывали четверть шестого. — Приезжай к нам на дачу. На будущей неделе у нас будет небольшое торжество — мой день рождения. Приедешь?

Как он мог не приехать!

Еще несколько поцелуев, и Анде пора было спешить на поезд. Илмар проводил ее до извозчика. На улице Анду осенила мысль, что Илмар мог бы приехать уже в воскресенье. У него же найдется время? Другие тоже захотят тебя повидать.

— Хорошо, приеду в воскресенье.

Так-с, с этим, значит, все. Визит прошел довольно приятно. Анда была мила, и вечер теплый. Подернутые патиной шпили рижских башен отсвечивали на солнце, как вертела. Из какого-то двора неслись зазывные крики старьевщика: тряпки, калоши, пустые бутылки!.. На углу улицы одноглазый горбун, драил господам сапоги.

Затем Илмар стал думать о том, что до воскресенья два дня и что помимо Андиных поцелуев на свете существуют другие, горестные вещи. Одного человека сегодня приговорили к петле, и кое-кто думает, что эту петлю ему подстроил Илмар.

Надо начинать действовать.

Он сел в трамвай и проехал довольно далеко по Александровской. Потом долго шел проулками и улочками, пока не завиднелись пустыри окраин. Там он вышел к старому двухэтажному дому и поднялся на второй этаж. Постучался в одну из дверей и ждал спокойно, хотя знал, что здесь ему предстоит трудный и неприятный разговор. Но он был необходим.

Когда внутри звякнул ключ, он встал так, чтобы в случае надобности помешать захлопнуть дверь у него перед носом, поскольку можно было предположить и такую встречу. И он не ошибся.

Дверь открыла Анна Вийуп. Узнав Илмара, она дернулась было обратно, но Илмарова нога уже переступила порог. Он был сильней этой женщины, и после небольшого сопротивления ей пришлось отпустить внутреннюю ручку. Не здороваясь — на ответное приветствие рассчитывать было нечего — и не принося извинений за самоволие, Илмар вошел в квартиру Вийупов и сам запер за собой дверь.

Анна Вийуп отступила в глубь кухни и наблюдала за его действиями с преисполненным ненависти спокойствием, говорившим о том, что она готова бороться. Но и он тоже был к этому готов.

— Савелис мне все рассказал, и теперь я должен говорить с тобой, — начал он. — Не думай Анна, что я пришел оправдываться или просить о помиловании — прекрасно знаю, что слова тут бессильны. Ведь вам нужны доказательства, неоспоримые и однозначные доводы. Но не забывай, Анна, что точно таких же доказательств моей вины вправе потребовать от вас и я.

— Прежде всего, Илмар Крисон, вам следовало бы самому понять, что я не желаю пускаться с вами в какие бы то ни было разговоры, — ядовито спокойно ответила Анна. — Вы пришли совершенно напрасно. Чего вы от меня хотите? Ведь вам известно, что сегодня произошло. Или вы предполагаете, что ваше посещение поможет мне забыть об участи Роберта?

— Нет, Анна, как раз наоборот. Я хочу, чтобы ты о ней не забывала и, по мере возможности, напоминала другим. И в первую очередь — мне. Потому что это дело отнюдь не закончилось, и мне в нем тоже есть что сказать. И я знаю, что ты мне поможешь, ты ведь любишь своего брата…

— Не упивайтесь чужими страданиями и вообще не смейте себя держать со мной так фамильярно!

— Ты убита горем и возмущена, — продолжал Илмар, пропустив мимо ушей протест Анны. — У тебя есть для этого все основания. Поэтому я надеюсь, что и ты желаешь, чтобы предатель получил заслуженное возмездие.