Сергей Каширин - Предчувствие любви

А будущее наше начальство выглядело довольно представительным, для нашего брата, курсанта, даже грозным. Все «купцы» были в весьма высоких званиях — майоры да подполковники. Поневоле стушуешься, если до сих пор имел дело главным образом со своим инструктором, на погонах которого скромно поблескивали три маленькие звездочки.

— Интересно, какие они занимают должности, — строил догадки Лева Шатохин. — Если у нас майор — командир эскадрильи, стало быть, комэски и они. А подполковники…

— Инструкторы, — предположил Зубарев.

— Чего? — язвительно засмеялся Пономарев. — Скажешь тоже — инструкторы! Они же инспектирующие. Значит — инспекторы. Соображать надо! Инспекторы по технике пилотирования.

Валентин, как всегда, был прав, но нам-то от этого легче не стало. Инспектор — это инспектор, к каждому из нас он предъявит такие же требования, как и к любому летчику строевой части. А скорее всего, даже более жесткие.

Был, впрочем, среди приехавших один капитан, добродушный толстяк и балагур с приценивающимся, улыбчивым взглядом. Посмотришь — взаправду купец, только наряженный в летную форму. Не ожидая, пока его представят официально, он сам пришел в казарму, первым завел с нами разговор и этим сразу расположил нас к себе.

Узнав, что полечу именно с ним, я обрадовался. Но когда полетел, не знал что и думать. С виду веселый и разговорчивый, капитан оказался в воздухе немым. Перед стартом он молча сел позади меня в инструкторское кресло, да так и не обронил ни единого слова на протяжении всего полета. Ни подсказки, ни замечания, точно его и вовсе не было на борту.

«Недоволен, наверно, вот и молчит», — думал я и, когда приземлился, с упавшим сердцем спросил:

— Товарищ капитан! Разрешите получить замечания.

Козырнул — и руки по швам. Жду: поморщится сейчас, укоризненно усмехнется и в своей благодушно-насмешливой манере выдаст что-нибудь вроде того, что тройка — оценка тоже государственная. А причина для таких переживаний у меня была: при снижении перед посадкой я малость превысил скорость. По нормативам плюс-минус десять километров в час ошибка не столь уж и грубая, при ней можно надеяться на твердую четверку, да кто его знает, какой мерой будет оценивать мой полет этот загадочный толстяк!

Каково же было мое удивление, когда капитан, все так же ни слова не говоря, показал мне растопыренную пятерню. Пятерка! Я не верил своим глазам, а губы сами собой растягивались в улыбку…

Вторым тому же «купцу» сдавал экзамен Пономарев, Что там у них было в воздухе, не угадаешь, но после приземления капитан на виду у всех пожал Валентину руку.

— Ну?! — окружили мы его. — Рассказывай!

Пономарь сиял, точно электролампа высокого напряжения при полном накале. Отстегивая лямки парашюта, он восторженно захлебывался словами:

— У-у, братцы, это мужик! Из кожи перед ним лезу — ноль внимания. Весь выложился — хоть бы хны. Самого себя превзошел — тишина как в испорченном передатчике. Выдержка у него железная, вот что. Такого ничем не проймешь. Кремень! Зато когда сели — спасибо, говорит, порадовали вы меня. Видели — даже руку пожал! Истинный пилотяга!..

«Истинный пилотяга» в заключение объявил, что считает нас отлично подготовленными летчиками. Вот тут, окончательно осмелев, Валентин и спросил у него, куда бы он посоветовал нам просить назначения. Тут уже в самом этом вопросе подразумевался ответ: куда же, мол, если не туда, откуда наш «купец» прибыл! Но капитан усмехнулся, заговорщицки посмотрел по сторонам, как бы желая удостовериться, не подслушивают ли, и доверительно, по-свойски заметил:

— Куда угодно, только не в Крымду!

Мы, принимая игру, с нарочитым удивлением вытаращили глаза: почему? Да потому, был ответ, что место это забыто и людьми, и самим богом.

— Кушку, надеюсь, знаете? — продолжал капитан, взглядывая на нас с лукавой усмешкой, и пояснил: — Кушка, скажу я вам, в сравнении с Крымдой — курорт.

Мы смотрели на него уже почти влюбленными глазами. Нам жалко было с ним расставаться, и Пономарь принялся упрашивать его, чтобы товарищ капитан замолвил, где следует, за нас доброе словечко.

Дальше Кушки не пошлют, Меньше взвода не дадут…

Вряд ли найдешь военного человека, который не слышал этого старинного присловья. В незапамятные времена сочинил ее какой-то молодой пехотный офицер, будто бы жалуясь на горькую армейскую долю. Как же, едва вручив заветные погоны, судьба тотчас бросает его невесть куда — в знойную пустыню, в сыпучие пески, в такую глушь, какую трудно себе вообразить.