Лев Экономов: Под крылом земля

— Где же наша спутница?

— Была, да вся вышла, — засмеялся Герасимов, — вот подарок оставила, сапожки со своей ноги, — он поставил унты.

Я сунул руку внутрь — холодно, значит, ушла давно.

— Да скажите толком-то!

— Вылезайте, вылезайте, скажем, — торопил Герасимов. — Видите, кони домой рвутся, да и дядя Максим торопится, поздно уже.

Я озираюсь по сторонам. Залепленные снегом, часы на перекрестке кажутся слепыми. Снег лежит на ступеньках подъезда, оконных переплетах, сбруе лошадей, деревьях. Даже удивительно, как это может столько удержаться его на тоненьких хрупких веточках.

— Слезла та незнакомка еще не доезжая дамбы, — говорил Герасимов, поднимаясь по лестнице. — Хотела разбудить вас, да уж больно спали сладко, как дитя малое. Спасибо, говорит, передайте.

— И только?

— Зачем же только, унты оставила.

— Нет, серьезно!

— Ну, на свадьбу звала. Вот только адрес позабыла оставить, — смеялся старший а, открывая дверь в свою комнату.

Поднимаясь выше, на свой этаж, я вспомнил, наконец, где видел нашу спутницу.

Это было в первое воскресенье после приезда в полк. Я и лейтенант Лобанов катались и а лыжах. Ярко светило солнце. Лучи его пробивались сквозь заснеженные лапы елей, серебрили подтаявшую корочку снега. Лыжня двумя чернильными строчками тянулась вдоль опушки леса.

Впереди меня, энергично отталкиваясь палками, шла девушка. Голубой свитер подчеркивал ее прямую спину, узкие девчоночьи бедра. Пуховая шапочка съехала на затылок. Светлые волосы распушились на ветру, разметались по плечам вьющимися прядками.

Мне захотелось заглянуть девушке в лицо. «Перегнать!» — решил я и свернул с лыжни.

Но девушка вдруг побежала совсем по-иному, далеко вперед выкидывая палки. Я отстал, и она пошла тише. Вот она свернула в сторону и заскользила к густой разлапистой ели. Я шел за ней. Она отвела в сторону запорошенную снегом ветку, пригнулась… и сразу же исчезла за стеной хвои.

Когда я по примеру девушки раздвинул ветки, то увидел ее совсем рядом, на краю склона. Теперь я вспомнил, что она была похожа на ту, которая только что сидела рядом в санях. Ну да, это была она!

Увидев меня, лыжница опустила ветку, и колючая хвоя больно стегнула меня по лицу. Снег посыпался за ворот куртки.

А лыжница уже неслась с горы, ловко лавируя между выступавших из-под снега елочек.

У меня пропало желание продолжать погоню. Признаться, я не был уверен, что догоню лыжницу.

И вот теперь, стоя на лестничной площадке, я досадовал на себя за то, что не сумел вовремя вспомнить этот эпизод. Но еще больше я жалел об этом позднее…

Когда я пришел в клуб, там уже подходил к концу концерт художественной самодеятельности.

В первых рядах сидели офицеры с женами и взрослыми детьми. Дальше — молодые стриженые солдаты, похожие один на другого в своих отутюженных гимнастерках с ярко надраенными пуговицами.

Мне помахал рукой капитан Кобадзе. Это был единственный человек, которого я успел немного узнать за две недели. Я временно жил у него в комнате.

Капитан Кобадзе был высок, худощав и казался сутуловатым. Смуглое лицо, длинный, с горбинкой нос, на верхней губе подбритые усики, а глаза, как два буравчика, — так и сверлят.

Я подошел.

— Алеша! Простин! — Кобадзе протянул мне руки, как старому приятелю. — Где ты пропадал, дорогой мой? Здесь столько хорошего говорили о нашем славном Сталинградском. Ну, с юбилеем тебя! — Но тотчас же его черные с изломом брови подскочили кверху. — Ах, черт возьми! — воскликнул он, отступая назад и с ног до головы осматривая меня. — «Как новый ангел в блеске новом!»

Звонкий голос капитана привлек внимание других. На меня теперь смотрели десятки веселых глаз. Вероятно, было заметно, что я не успел еще свыкнуться с новой для меня, только что сшитой по заказу офицерской формой.

— Ну, а теперь идем. Я держал для тебя местечко, — сказал капитан. — Только уже все заканчивается… Какая игра у Высоцкой! Вот бы ее к нам в самодеятельность, — капитан прищелкнул языком.

— Кто она?

— Сейчас тебя познакомлю.

Когда мы подошли, женщина с каштановыми тяжелыми косами, наклонив голову, изучающе посмотрела на меня. Открытое темно-лиловое платье оттеняло ее белое лицо и шею.

— Познакомьтесь, обожаемая Нонна Павловна, — оказал Кобадзе, представляя меня артистическим жестом, — лейтенант Простин, а иначе свет Алеша. Мой приятель и друг.

Он говорил еще что-то, но я не слышал, изумленный сходством этой женщины с известной киноактрисой, в которую когда-то я был тайно влюблен.