Всеволод Вишневский - Матросы - Рассказы и очерки

Мы были назначены на бронепоезд Первой Конной армии «Коммунар» № 56. Движение на юг развертывалось по гигантской дуге от Волги до Днепра. Революция собрала здесь все лучшее. В памяти царицынские, сормовские, брянские бронепоезда. Пролетарский гений создал в эти дни тяжелый бронепоезд № 85. Это был сормовский сухопутный дредноут с 6–и 8–дюймовыми орудиями. Пролетарский гений в эти дни сосредоточил на Южном фронте цвет человеческих сил. Пролетарский гений в эти дни создал Первую Конную армию. Эти огромные грозовые разряды мысли и воли рождали смелейшие великолепные стратегические ходы — ударить через Донбасс навстречу шахтерскому пролетариату и восстающей Украине.

Недостаточно еще объясненная традиция некоторых писателей и публицистов изображать Красную Армию голой, босой, вшивой, несчастной — должна быть истреблена. Это никчемное прибеднение. Так могут писать люди, которые не видели тогдашней мощи революции. В памяти моей и моих товарищей конармейцев встает все движение от Царицына по дуге к Воронежу, Касторной, Валуйкам, Купянску, Сватову, Несветовичам, Попасной, Дебальцеву, Иловайской, Таганрогу, Ростову. На всем этом пути наш глаз — глаз участников боев — видел материальное воплощение пролетарского труда, изобретательности, вдохновения, энергии, самоотверженности. Точно все склады бросили сюда, на юг — шинели, папахи, шлемы, седла, винтовки, шашки, бронепоезда, снаряды, телефонные кабели, санитарные поезда… Я не хочу сказать, что всего было в изобилии, но я хочу сказать, что все это было и все это действовало так, с такой силой, что растрепало и уничтожило все материальные средства, которые были заготовлены для Деникина в России, в Англии, во Франции и так далее. Здесь, в битве на Южном фронте, столкнулись разные исторические качества.

В моей памяти и в моем сегодняшнем воображении стоят живые носители высших человеческих качеств: военачальники, командиры, бойцы Южного фронта.

Железный Сталин. Весь собранный, полный неугасающей энергии. Разносторонне физически развитый, полный новых идей Ворошилов. Атлетически рослый, безудержно храбрый в бою и расчетливый в штабе Егоров. Неутомимый и тоже атлетически сложенный воин, сплавивший в себе опыт трех войн, мягкий с людьми и беспощадный в деле Буденный. Широкогрудый, подтянутый, с открытым лицом донецкий большевик Щаденко. Рослые статные начдивы Пархоменко, Апанасенко, Тимошенко, Ракитин — все смелые, жизнелюбивые. Беспредельной храбрости и выдержки начдив–4 — Городовиков. Чубатые бойцы — донцы. Тысячи бойцов в бурках и черкесках — кубанцы. На рысях идущая в новых красноармейских шлемах 11–я кавалерийская дивизия — воплощение регулярного начала людей, пришедших с заводов и от центральной и северной российской бедноты. Великолепные, щеголевато одетые конники — добровольцы немецкой бригады из–под Саратова.

Бронечасти: наш «Коммунар» № 56, «Красный кавалерист» и «Железнодорожник» — с ног до головы одетые в черную кожу машинисты, токаря, слесаря, матросы… Все эти люди, от Буденного до рядового добровольца, были воплощением здоровья класса.

Весь облик этого фронта, весь облик этой армии, он — как вмещающийся в раму из Днепра и Волги — портрет живой, движущейся баррикады открытых, умных и воодушевленных лиц, широко развернутых плеч и поднятых в удар рук. Я не могу забыть, как на одной из стоянок бойцы баловались гирями — «двойниками» и как Буденный, зажав сразу два «двойника» — четыре пуда, понес их вверх медленно, будто плавно подымал руку в синие небеса…

Армия двигалась безостановочно. Поразительно было видеть какое–то совершенное взаимодействие частей. Вспоминались годы — 18–й и начало 19–го, когда Троцкий истерически требовал поголовного расстрела всех командиров, валя в одну кучу и перебежчиков–офицеров и старых большевиков.

Первая Конная шла с удивительной гибкостью и быстротой. Пехота — с нами шли 9–я и 12–я стрелковые дивизии — не отставала от конницы и бронепоездов. Это значит, что поднявшийся на защиту социализма новый человек, новый гражданин шел и бежал десятки верст в день. Этих скоростей не знают другие армии. Это значит, что ни конницу, ни бронепоезда, ни пехоту не останавливали ни взорванные мосты, ни взорванные рельсы, ни реки, ни морозы. В самые студеные недели, выходя на доно–кубанские степи, Первая Конная не теряла бойцов обмороженными — это было как раз в те дни, когда наполовину замерз пятнадцатитысячный белый конный корпус Павлова.