Всеволод Вишневский - Матросы - Рассказы и очерки

— Литературу не замочи. Плыви, над головой подымай.

— Есть, есть.

Стараются все. На камни выбрались. Катерок порубили и в воду — следа нет. Отработал свое — в сторону, а то улика.

Подались в горы. Ущелье — водой промыто. Повалились спать все. Один на часах стоит.

Говорил же я, — если хоть один матрос в живых останется: не считайте море отданным, а флот конченным!

Какое дело — море в руках белых и флота Антанты. Партия говорит:

— Нужно перекинуться.

Есть! Перекинулись!..

Светает, ветер стихает, зыбь утихает. Часовой будит:

— Вставай!

— У–ум… мы…

— Вставай, ну!

Встали. В горы надо уйти поглубже. Пошли. Все в порядочке. Вдруг окрик:

— Стой, кто идет?

По кустам треск.

Всякое случается: как бы точно ни рассчитать, бывает, и не все выходит… Да…

Бой принять — это пустяки, а вот как с делом?

— Кто идет?!

Молчат.

И снова:

— Кто идет?!

Колечка вину свою искупить хочет — один полез в кусты, на разведку. Ждут все, приготовились. Из ущелья крик:

— Свои! Топпай сюды!

Еще один для осторожности лезет: не маленькие, хитрых сами учим. Знаем, как под наганом все что угодно случиться может.

Ждем все. Опять крик:

— Ей–бо, свои!

Тогда еще трое полезли. Условились, если свои, — по шифру кричать «без сомнения».

— Свои! Без сомнения.

Партизаны, оказывается, были. И матрос один среди них.

— Ну, если б ваш годок на руке нам якорь не показал — бой бы сделали. Побили б вас…

— А может, вас?

И пошел хороший разговор, и пошел, и пошел…

И дни пошли с боями.

В ЦК донесение послали. Через море — в мешках муки на фелюге — к Синопу, и дальше по горам анатолийским на Кавказ пробрался Иван Дмитриевич. Доложил:

— Сработали. Разложение в белых есть. Флот действует!

А ему объяснили, почему белый корабль от нас дернул.

Разведка наша узнала: принял он катерки наши за торпедные. Страх от них!

Еще: Ванечке орден Красного Знамени дали.

Ленинград — Москва

1930 г.

Февраль 1920 года.

Всеволод тяжело болен. Болезнь образовала привычку. Он рассматривает сочащуюся из тела кровь. Рана открыта…

Никто его не тревожит… Он лежит, что–то шепчет… Над головой шашка казачья и карабин. Что делать с ними, если надо покидать строй? Лихом не поминай, Первая Конная!

Через Харьков бронепоезд «Коммунар» № 56 на Польшу пошел — буденновский первый посыл с Кавказа. Всеволод до Харькова кровью капает… В Харькове решил в госпиталь пойти. Идет, в жару шатается… Волочит корзиночку, а в корзиночке — первого срока флотская форма номер три: ненадеванный клеш, рубаха фланелевая, форменка и ботинки шевровые. В корзиночке — две гранаты и разобранный карабин. Шашка не влезла, бойцам отдал. В корзиночке — дневник. В корзиночке — белье. Вещи Всеволоду нужны, особо форма номер три: к самому парадному дню надеть, когда война будет кончена.

Шел в город Всеволод. Шатается… Устал, сел у дороги предместья харьковского, отдыхает… Увидел — на снежной равнине неподвижные стоят войска.

Полки стояли как изваянные, совершенно молчаливые и такие тяжелые, что земля медленно уходила под ними вниз. Но было необъяснимо и странно–загадочно отсутствие знамен.

Не было знамен с полками. По всей равнине не было видно древков с орлами и драгоценной тканью, полуистлевшей и только в редчайшие дни показываемой.

Над полками только реяли значки линейных — маленькие с крестами и косицами флажки всех цветов на четырехгранных штыках.

Было так же необъяснимо и странно–загадочно отсутствие оркестров. Нигде не было видно ни флейтистов, ни барабанщиков, ни валторнистов, ни, наконец, горнистов.

Всеволод глядел, пошатываясь, на представшую перед ним армию.

Над равниной всходило второе солнце. Оно шло невысоко. Ослепленные полки закрыли глаза, узнав в этом солнце все свои знамена. Святыни лежали на плечах бородатых знаменщиков — старейших ветеранов, тяжелых и грузных. Их сопровождали ассистенты и знаменные ряды, украшенные орденскими терновыми венцами: знаком первых сподвижников генерала Лавра Корнилова. Знамена, овитые лентами андреевскими, георгиевскими и александровскими, горели текстами святого писания, глядели на полки глазами Спасителя и трубили славу датам веков.

И знамена, проплыв мимо закрывших глаза полков, склонились и легли у первых рядов сидящих на земле в бивуачном порядке людей. Эти люди — мы. Всеволод увидел нас, пошел к нам и занял свое место среди нас…