Виктор Лесков - Под крылом - океан.

— А-а-а? — торжествующе протянул Антоненко. — Что я тебе говорил? — И дальше, понизив голос, чтобы никто не мог слышать: — Забрать?

Вязничев, напротив, таиться не стал:

— Спросите у него. Отказался!

Антоненко несколько даже опешил:

— Почему?

— Я, говорит, закончил командный факультет. Мне нравится работать с личным составом. — И уже от себя заключил: — И правильно сделал. Здесь таланты тоже нужны. Но за самовольство с выключением автоматики…

«Вода качается и плещет, и разделяет нас вода…»

Прошли те времена, когда на пирсе звучало «Прощание славянки», когда жены долго махали косынками вслед уходящему в плавание кораблю.

На углу авиационного городка, возле пятиэтажек, дадут команду: «По машинам!» — уткнется жена в грудь летчику, шепнет два слова — и прости-прощай, поехали! Кого везут на аэродром, а с аэродрома вертолетом, кого на пирс за десятки километров, с пирса катерком на корабль.

Стоит красавец крейсер на рейде, точно богатырь в чистом поле, а если посмотреть с киля — вроде гигантский дельтаплан с могучим размахом крыльев.

И с первого шага на палубу летчики вступают в корабельную жизнь. Одни заботы, одни тревоги, одни дороги.

Хотя и известно время отхода, но все равно не привыкнуть: ложишься спать — родной берег вон, на виду, а проснешься — пустота вокруг, бескрайнее океанское безмолвие. Как будто всю жизнь так вот и было. А города с потоками людей, березовые перелески, родной дом — все это вроде совсем из другой, далекой теперь жизни.

Вязничев сидел в прозрачном трехграннике СКП {3} 3 Стартовый командный пункт. , выступавшем вроде ласточкина гнезда сбоку надстройки над полетной палубой, и смотрел на уходящий за кормой след. Косо била в борт крейсера увалистая океанская волна. Утренняя зыбь простиралась вдаль измятинами фольговой обертки, теряясь в дымке редеющего тумана. Только за кормой оставалась разглаженная, будто после утюга, полоска следа. А на нем малахитово зеленели вспучины глубинных пластов, вывернутых на поверхность ходовыми винтами.

Тесно на командном пункте руководителя полетов, сидишь как в будке телефона-автомата. Но зато мачтовая высота: и видно далеко, и мыслям, кажется, просторно. Особенно когда в океане не день, не неделю, а уже который месяц. Глянешь на уходящий след за кормой — вот он, след твоей судьбы, — и будто просечкой короткого замыкания обожжет душу: «Как далека сейчас Родина! Когда же снова увидишь ее!»

А ведь были же века только пеших странствий! Целой человеческой жизни не хватало дойти от моря до моря, узнать край земли.

Конницы и колесницы сократили расстояние между народами до одного похода завоевателей.

Машины и самолеты стянули уже континенты в один суточный пояс.

С космических кораблей наша матушка-Земля — всего лишь нежно-голубой шарик. Сверкающий я хрупкий, как елочная игрушка. С целым миром людей. И каждый человек в нем не сам по себе, а в едином сиянии голубой планеты.

И каждый завтрашний день для всех нас — первый в будущее. Так было для тех, кто жил в прошлом веке, кто двадцать, сто веков назад. Однако каждый день не возникает из размытой туманности. Сегодняшний — продолжение конкретного и реального вчерашнего и вместе с тем начало завтрашнего.

Каждое новое поколение не начинает с пустого места, а наследует мир предыдущего. От родителей — детям, от одной жизни — другой, от прошлого — будущему. Так из миллионов больших и малых судеб и складывается история Родины. Боль, мудрость, слава — все по наследству. Мы всегда между теми, кто был до нас, и теми, кто будет после нас. Как ни исключительна жизнь каждого человека, как ни удивляет она нас новизной каждого дня, оглянитесь в прошлое: все, чем мы страдаем, с кем-то уже было, а в нас только продолжается.

Неужели все кончится одним разом? И не станет ни прошлого, ни будущего?! И никому не будут нужны высокие порывы человеческой души?

Неужели на каком-то витке своей орбиты светящийся голубой шар планеты, вспыхнув ядерным смерчем, продолжит свое движение обугленным камнем?

Раньше войны готовились годами: разрабатывали планы, собирали трудовой люд, муштровали, скрепляли боевым порядком, стягивали силы к границам. Сейчас ничего не надо. Один поворот ключа — в любое мгновение! — взрыв детонатора и…

Какая сила может предотвратить катастрофу? Только народ! Тот самый народ, который защитил мир от фашистского порабощения. Тогда — от порабощения, теперь — от уничтожения. Мы — оттуда родом…