Василий Ганибесов - Эскадрон комиссаров

Уралец Миронов получил вовсе ералашное письмо. Старик отец писал: «...а. так больше ничего нового нету. Были у нас казенные подрядчики и набирали народ на земляные работы в кыргыскую страну на постройку железной дороги. Будто эта железная дорога пройдет из Сибири до самых кыргызов для удобного провозу и хлеба и лесу, а оттуда, говорит, будут привозить всякие сарпинки и виноград. Народу туда уехало много. А так больше ничего нового нету. Был у нас еще один такой же, ну только из другого краю, поближе. Этот тоже, народ набирал. Этот говорил, что будут строить новый город, поблизости Кустанаю. Дома в этом городе будут кирпичные и каждый в пять этажов, на всех будет одна баня и одна куфня, ну только, конешно, большая. Город этот будет социалистический, то-ись в ем будут жить одне партийные. А посередь города построят завод и будет он вытапливать из земляной руды мильен вагонов железа. Врет, думаю, он, но только зачем же тогда авансы раздавал? А так — больше ничего нового нету».

Сбитый с толку Миронов долго это письмо никому не показывал. В перерывах занятий и вечером он перечитывал его, прятал в записную книжку и думал то о новом «социалистическом» городе, то о железной дороге, которая «пройдет из Сибири до самых кыргызов». Чем больше Миронов об этом думал, тем увереннее становился в том, что с отцом не ладно. «Не свихнулся ли батя? — думал он. — Заговариваться начал все чаще и чаще». Однако во всем этом что-то есть, не могут все старики Советского Союза враз помешаться: у Савельева ералашное письмо, у Силинского, у Карпушева, да почти у всех.

Растревоженный последним письмом, Миронов внимательнее стал прислушиваться к взводным коммунистам и особенно к Артему Курову, которого хотя и не любил, но считал человеком, каких из десятка не выберешь.

В один из вечеров Миронов не пошел из взвода ни на плац для игры в городки, ни в рощу. После уборки лошадей он приглядывался к Липатову и Курову, ожидая, когда кто-нибудь из них начнет беседу. И потому, как скоро вокруг Курова и Липатова собрались красноармейцы взвода, Миронов понял, что беседы эти проводятся нередко и, видимо, Куров пользуется авторитетом.

Куров достал из кармана большую газету и, развернув, прочел из нее о «плане великих работ», который «превратит нашу страну из аграрной в индустриально-аграрную».

Миронов ничего не разобрал об «аграрной и индустриальной стране», он понял только, что о пятилетнем плане опять пишут и призывают к его выполнению настойчивее и увереннее, чем это было зимою.

Куров продолжал читать выдержки из газеты и разбирал их, но дальше было уже знакомое для Миронова. О тридцати пяти процентах подъема урожайности уже проходили на политзанятиях, это не ново и ничего в этом великого нет, потому что... Миронов не верил в это. Для него эти тридцать пять процентов были то же самое, как если бы сказали, что завтра эскадрон в конном строю поедет в разведку на луну.

Миронов неделю назад ушел бы с этой беседы, но сегодня он решил проверить свои мысли о городе и отце, поэтому он и спросил читавшего Курова:

— Погоди-ка! Ты вот не читал ли там про железную дорогу? Будет какая строиться или нет?

Прерванный Куров отложил газету и посмотрел на Миронова, собираясь с мыслями.

Ответил Липатов. Он прокашлялся в ладонь, крякнул и заговорил:

— Дорога определенно строится. Она строится для провоза хлеба и лесу, а оттуда хлопок, вата то есть.

— В кыргызскую сторону? — притаив дыхание, спросил Миронов.

— В Туркестан, а не в кыргызскую. Из Сибири, — гудел Липатов. — Это и есть индустриализация.

«Это подходяще», — думая про письмо отца, отметил про себя Миронов.

— А вот, — спросил он опять, — про город социалистический ничего не пишут?

— Какой город? — переспросил Куров.

— Будто новый город строить начнут, а посередине завод.

— Таких заводов с городами будет построено не один, а штук десять, — ответил Куров. — На Урале у Магнитной горы будет построен самый большой завод...

— Около Кустанаю? — перебил Миронов.

— Кроме того, будет построен тракторный завод, автомобильный завод, химический завод для удобрений...

Куров продолжал перечислять заводы и предприятия, намеченные пятилеткой, но Миронов уже не слушал. Он убедился, что отец не спятил с ума, тайного сговора с эскадронными коммунистами, конечно, не имеет, и заводы — не посулы, а действительность, факт. Миронов вдруг увидел пятилетний план в совершенно другом свете, он увидел, что пятилетка действительно существует, она уже начинает действовать.