Ирина Велембовская - Немцы

— Когда твой Петя немного подрастет, мы возьмем его сюда. В лесу воздух очень хороший, полезный. Молоко для него можно в деревне брать. А то ведь ты, наверное, будешь сильно скучать. Правда?

Тамара почти всегда говорила с ним по-русски, и он понимал ее. И сейчас понял, но в ее долгом молчании и этих словах он увидел и другой смысл — она, оказывается, думала о нем. Он схватил ее руку и стал целовать.

— Не надо, — словно испугавшись, что выдала себя, сказала она и отняла руку.

— Я вас люблю, — с неожиданной и отчаянной решимостью прошептал он.

— Глупости какие! — Тамара уже овладела собой и заговорила с ним в своем обычном в последнее время строго-неприступном тоне. — Как тебе не стыдно! Не успел жену похоронить, уже про какую-то любовь выдумываешь. Очень нехорошо, Рудольф. Я бы знала, нипочем бы не взяла тебя в лес. Чтобы больше этого не было, слышишь?

Он молчал и глядел в сторону.

— Вы не должны думать обо мне плохо, — наконец сказал он по-немецки и осторожно прикоснулся к ее руке. — Если бы я хорошо знал ваш язык, я смог бы объяснить вам, что я чувствую, а так… Я здесь чужой, несчастный человек, — Рудольф говорил медленно, надеясь, что она его все-таки поймет. — Роза тоже была одинока, трудно одному на чужбине… Мне ее очень жалко, но разве я виноват, что она умерла? — в его глазах блеснули слезы, и он, будто испугавшись их, заговорил быстрее и решительнее: — Разве это нормально, что взрослому мужчине все время хочется плакать? Зачем умер Бер, зачем умерла Роза? Я знаю, я виноват, но если бы мы остались дома, в Румынии, все были бы живы. Зачем нас привезли сюда? Мы, что ли, виноваты в этой проклятой войне?

Тамара была в замешательстве. Смысл его слов до нее дошел, и ей было страшно жаль Рудольфа, но согласиться с ним она не могла.

Как только спала вода в Талинке и наладили переправу через реку, Саша Звонов со своими немцами вернулся в лагерь. Он с нетерпением ждал вечера. Выстирал и высушил перед печкой гимнастерку, нашил погоны и чистый подворотничок, надраил сапоги до блеска и наконец отправился встречать Тамару.

Он ждал ее на опушке, в том месте, где лесная дорога выходит на тракт, спрятался за кусты и нетерпеливо поглядывал то на карманные часы, то на дорогу, по которой она обычно возвращалась. Прошло около часа, когда в конце концов раздался далекий цокот копыт. Тамара ехала рысью, похлопывая лошадку по бокам сломленной зеленой веткой.

Когда она поравнялась с кустами, где спрятался Саша, он выскочил из засады и гаркнул:

— Томка!

Вздрогнула не только она, но и лошадка. Девушка натянула поводья и остановилась. Звонов поспешно подбежал к ней.

— Здорово, черноброва! — весело сказал он, протягивая руку.

— Здравствуй, Сашок, — не столько радостно, сколько удивленно ответила Тамара. — Приехал уже?

— Уже! — обиделся Звонов. — Три с лишком месяца на этой дурацкой Талинке просидел, а ты говоришь «уже». Я думал, ты обрадуешься, а ты опять нос морщишь.

Тамара оглядела Звонова, весь его щегольский вид, начищенные сапоги и слезла с лошади.

— Поезжай верхом, а то грязно на дороге. Мне-то все равно, я вся в грязи, а ты блестишь как новый самовар.

— Наплевать! — все так же весело отозвался Звонов и пошел рядом с Тамарой. — Грязь не сало, потер — отстало, — он обнял Тамару одной рукой, а другой взял у нее повод.

— Только не надо целовать, — попросила она. — Здесь место открытое, люди попадаются.

— Один-то раз можно, — как-то по-хозяйски ответил Звонов.

Лошадка остановилась, понуро мотнув головой, и принялась щипать молодую зеленую травку.

— Ты не вздумай к нам домой прийти, — предупредила Тамара, освобождаясь от рук Звонова. — Папка уж сердится. Если хочешь встречаться, жди меня здесь каждую субботу. А в воскресенье можно в клубе.

— А я в лес к тебе приду.

— Вот еще! — Тамара сердито нахмурилась. — Не выдумывай, нечего тебе там делать.

В следующую субботу Звонов опять стоял на том же месте, нетерпеливо переминаясь и покашливая. Сильный ветер гнал над лесом седые, тяжелые тучи, лес глухо шумел. Потом застучали о землю крупные, холодные, грозовые капли. Вдали громыхнуло, небо осветилось. Саша поежился и выругался. Постояв еще немного в нерешительности, он махнул рукой и побежал по лесу, перепрыгивая через пеньки и кочки. От ливня убежать ему не удалось, и он порядочно вымок, хотя и схоронился под большим мохнатым кедром.

Хлюпая по калужинам, заполненным холодной дождевой водой, он почти в темноте добрался до барака и нерешительно вошел в сени. Испуганная немка шарахнулась от него в сторону. Звонов отряхнулся и осторожно постучал в дверь конторки.