Регина Эзера - Колодец

Кристина. Откуда же сила! Больше так, карактер свой показать, какие там зубы у такой козявки… Кто бы подумал, что из вас большой человек выйдет. Когда вы пришли сюда, я и заговорить-то боялась: лаковый чумадан, на голове блин, дорогой макинтош и сам из себя такой важный. (Том опять смеется.)

Разговаривая, он подошел к двери станции, за которой слышатся голоса. Вдруг оттуда доносится тяжелый сдавленный стон.

Кристина. Началось…

Том. Что началось?

Кристина. А, мужики все олухи. (Пауза.) Дожидалась в Риге как дура последнего денечка, что и домой уж не доехать. Если б еще впервой…

Кристина отворяет дверь, и они оба входят. Прямо напротив на скамье сидит жена Берната Гайда. У нее широкое, чуть одутловатое лицо с желтыми пятнами, какие бывают у беременных: вздутый живот она обхватила обеими руками.

Бернат. Ну, как ты? До телеги дойти сумеешь?

Кристина. Куда ты ее потащишь, дурила, в свою глухомань! Ведь схватит по дороге.

Анна. Надо звонить в больницу.

Входит и Салзирнис, круглые щеки дежурного от волнения еще больше раскраснелись. Таких происшествий на станции Дзеги еще не бывало ни при нем, ни, насколько ему известно, до него. Нельзя сказать, чтобы уж всегда все было чинно-благородно: немало здесь выпито; однажды под Иванов день пассажиры устроили фейерверк с танцами и без малого не спалили всю станцию; драки тоже бывали; кто-то забыл трехлитровую банку с живой гадюкой, а однажды за некрасивым делом застали парочку. Но чтобы бабы здесь — простите за выражение — собирались рожать, это уж, извините, просто…

Лицо Гайды исказилось от боли.

Теодор. Чего ты, Салзирнис, стоишь — мнешься, право слово, будто в штаны набрал?

Салзирнис. А что делать-то?

Скрастынь. Пойдите и позвоните!

Салзирнис. А как… а что сказать?

Скрастынь. Скажите, как оно есть. Хорошо, я пойду с вами.

Салзирнис. Ну, у вас, агроном, как говорится, больше опыта.

Скрастынь. Опыт наверняка и вам пригодится.

Салзирнис (смущенный). Так я же еще не женат…

Теодор (смеется). Такие дела бывают, к слову сказать, и без женитьбы.

Кристина. И все-то одни глупости у тебя на уме, старый кобель. Думаешь, я не вижу; глазеет на молодых девок, как…

Теодор. Я?

Кристина. А кто же! Таращится, того и смотри — глаза на лоб вылезут.

Теодор. Это я! Ну, кто же из нас двоих спятил?

Кристина. Теперь все за молодыми…

Кристина прикусила язык, но особенно-то бояться некого — Скрастынь в комнате у дежурного, через стену доносится его голос: он говорит то ли с Салзирнисом, то ли по телефону. Кристина бросает короткий осторожный взгляд на Расу.

О господи, что это случилось с Расой? Не отводя глаз, она пристально смотрит на жену Берната, сама бледная и лицо свинцово-серое. В широко раскрытых синих глазах тихий ужас, пальцы нервно теребят край светлой нейлоновой шубки.

Гайда. Сестра же говорила… оставайся в Риге. Но мы с Альбертом уговорились… Думала — напугаю… решит, что стряслась беда…

Кристина. И куда тебя в последние дни нелегкая понесла? Сидела бы на месте.

Гайда. Да еще время не подошло. Только на будущей неделе…

Кристина. Растряслась в бегах-то. Ей-богу, как…

Анна. Оставьте вы ее в покое!

Гайда опять тихо стонет.

Просыпается Дайна, и поднимается на локте, смотрит заспанными глазами, часто мигая.

Дайна. Что… что у тети? (Пауза.) Тетя больна?

Том. Спи, Дайна. Больна.

Дайна. Ей больно?

Том. М-хм…

Возвращаются Скрастынь с Салзирнисом.

Скрастынь. Дозвонились. Обещают прислать машину. Только снег ужасный, вот что!

Салзирнис (Гайде). Мама зовет вас — идите к нам, пока приедут из больницы.

Бернат и Анна уводят Гайду, которая тяжело опирается им на руки. У двери она останавливается и корчится от нового приступа боли.

Кристина. Смотри ты, как часто!

Дайна. Ану-ля, не уходи!

Анна. Я сейчас приду. Поговори пока с Томом.

Хлопает дверь. В зале ожидания какое-то время все молчат. Слышно только, как в комнате дежурного важно и раздельно тикают часы.

Скрастынь (шепотом). Что с тобой случилось, Раса. (Пауза.) Раса…

Он украдкой берет ее руку в свою: рука бесчувственная и холодная, как неживая.

Скрастынь. Я действительно не понимаю, за что ты обиделась…

(Ну не права ли была Кристина, когда сказала, что все мужчины олухи? Скрастынь поистине мог быть догадливей в свои тридцать пять лет и при высшем-то образовании.) Он нежно пожимает ее руку, все еще глядя с недоумением, но Раса неожиданно резко вырывает свою ладонь, в ее голосе слышатся сдерживаемые слезы.