Рюрик Ивнев - Богема

— Все равно. Сейчас такое время…

— Что тебе нужно от Есенина? Говори скорее и помоги мне разжечь примус.

— Ничего особенного. Узнай только, как он отнесется к тому, если его выберут председателем нашего «Общества поэтов».

— Ты, кажется, хотел провести в председатели Ивнева.

— Хотел, да и сейчас не отказываюсь. Только надо выяснить с Есениным. Он выгоднее для нас.

— Ах, Мотя, какой же ты жулик.

— Без этого нельзя, — улыбнулся Ройзман, слегка обнажая крепкие, белые, но криво поставленные, похожие на клыки зубы.

— Ладно, я все узнаю. Только знаешь что… у меня уже кончилось.

— Так скоро? — испуганно спросил Ройзман.

— Где же скоро… ты приносил вчера.

— Все равно. Это слишком. И потом, это же стоит денег…

Соня рассердилась.

— Если это можно было бы получить бесплатно, то я не прибегала бы к твоим услугам.

— Ну хорошо, хорошо, сегодня же будет, только обработай Есенина. Член правления получает обед и ужин.

Девушка расхохоталась.

— Он в этом не нуждается. Станет он есть вашу бурду. Он обедает у Карпович.

— Во-первых, у нас не бурда, — обиделся Ройзман.

— А во-вторых, я иду варить кофе, — перебила его Соня.

В дверях Матвей столкнулся с Есениным. Тот был в шубе.

— Как! — воскликнул Матвей. — Уже?

— Мне надо ехать…

— Подожди, сейчас будет кофе.

— Нет, я тороплюсь.

Матвей смутился. Все его планы летели к черту. Тогда он решился. Это был риск… но… иногда и ему приходилось рисковать.

— Одну минуту… Маленькое дело… Я… я… хотел тебя попросить…

Они зашли обратно в комнату. Есенин в своей великолепной енотовой шубе, похожий на молодого веселого купчика, прохаживался по комнате, рассеянно слушая Ройзмана, глядя на него невидящими глазами.

— Послушай, Есенин, хочешь быть председателем? — выпалил он вдруг после нескольких бессвязных, ничего не говорящих вступительных фраз.

— Земного шара? — улыбнулся Сергей. — Опоздал ты, это место уже занято Хлебниковым.

— При чем тут земной шар? Я говорю про «Общество поэтов».

— Плевал я на это «общество».

— То есть как так? — попробовал оскорбиться Ройзман.

— А вот так, — сказал Есенин. Он расставил ноги, нагнул голову, точно его тошнило, и харкнул на пол. Затем, наступив на плевок каблуком, точно на таракана, растер его.

Матвей переменил тактику. Он начал хохотать, хватаясь за бока и подрыгивая ногами.

— Ну и шутейник же ты, Есенин, ей-богу, шутейник. Как это ты ловко сделал — каблучком плевочек… А ну-ка еще раз! Ей-богу, ты можешь уморить человека.

Есенин вдруг развеселился. От глаз его по всему лицу распространились маленькие тонкие черточки, похожие на солнечные лучи в миниатюре.

— А что я буду делать в этом «обществе»? — засмеялся Сергей.

Ройзман, чувствуя, что он уже нашел общий язык с Есениным, решил воспользоваться моментом.

— В том-то и дело, что ничего. Молодые поэты будут на тебя молиться. Председатель у нас — Есенин, шутка ли. Ну а ты будешь пользоваться всем необходимым. Ну, жалованье правление назначит тебе, а если не побрезгуешь, можешь приезжать в кафе как к себе домой и ужинать.

Есенин задумался.

— А знаешь что…

— Ей-богу, я бы на твоем месте согласился, — перебил его Ройзман, одной рукой крутя волосы у виска, а другой хлопая себя по колену.

В этот момент вошла Соня.

— Вот, Матвей уговаривает меня надеть поэзо-шапку Мономаха, — засмеялся Сергей.

— Она будет вам к лицу, — улыбнулась Соня.

— Вы думаете? — спросил Есенин. — А что же, пожалуй, черт с ними, если они этого хотят.

— Не только хотят, — воскликнул Ройзман, — они жаждут. Все молодые поэты на тебя молятся.

Лицо Есенина стало неожиданно хмурым.

— Ну а старые? — спросил он резко.

— Господи ты боже мой, — заволновался Матвей, — да что говорить о старых! Они давно склонились перед тобой, да они…

— Ну ладно, — перебил Есенин, — я согласен, только помни условие: на обеды твои я чихаю, но чтобы вино и водка у меня были всегда.

— Будет, все будет, — успокоил его побледневший и слегка забеспокоившийся Ройзман.

— Ну, теперь я иду.

— Подождите немного, — вмешалась Соня.

— Нет, дорогая, спасибо. Меня ждет Кожебаткин у Карпович. Я ему обещал предоставить рукопись. Но ее у меня нет.

— Кожебаткин! — воскликнул Матвей. — А как его зовут, не Александр Мелентьевич?

— Да, кажется, так, — небрежно бросил Есенин.

— Так ты его знаешь, знаешь… — залепетал он. — Это же один из крупнейших мануфактуристов. Его изрядно пощипали, но у него и сейчас немало осталось.